Труды по античной истории - Георгий Петрович Чистяков

эта традиция восходит к Теофрасту, который считал Александра «мужем великой мощи и великой удачи, но не ведающим, как этим счастьем пользоваться»[516]. Плутарх с юношеским пылом восстает против этого мнения[517] и в публикуемом сочинении, которое носит ярко выраженный хвалебный характер, доказывает, что славы Александр добился в упорной борьбе с противодействовавшей ему Фортуной.

Литературная форма этого сочинения – похвальное слово (laudatio), предназначенное для публичного чтения[518]. И это не случайно: похвальные слова в честь Александра составлял еще его современник Анаксарх из Абдер, бывший одним из его спутников (см. прим. 79 к тексту). Ему вторили поэты Агис из Аргоса и Клеонт[519] и даже Анаксимен из Лампсака, ученик Исократа и, вероятно, серьезный писатель[520]. Писались также сочинения и позднее, о чем красноречиво говорят фразы, которые в качестве примеров приводит в своем труде Квинтилиан[521]. Цицерон считает похвальные слова в честь великих людей прошлого, и в том числе Александра, обычным явлением, об этом же говорят Элиан и другие писатели[522].

В чем суть рассуждений Плутарха? Для Полибия Александр – это всего лишь заслуживающий уважения враг, который уничтожил Фивы, так как он видел в них «тлеющую искру эллинской свободы», но при этом ничем не оскорбил богов и тем самым проявил свою благочестивость[523]. Такой же оценки придерживались почти все греческие писатели, включая тех, кто писал после Плутарха. Так, например, Павсаний, говоря о нем, ни при каких обстоятельствах не забывает, что «эллинам от Александра пришлось претерпеть много зла»[524]. Плутарх не придает никакого значения последнему обстоятельству и объявляет Александра во всех отношениях идеальным и достойным восхищения. Конечно, он рассуждает не так примитивно, как Анаксарх, но, тем не менее, решается, основываясь на том, что философия заключается не в словах, а в делах, серьезно доказывать, что Александр был философом в большей степени, чем Сократ, Платон, Зенон или Карнеад. Однако именно к декламациям Анаксарха восходят сравнения Александра с Дионисом и Гераклом, дважды встречающиеся у Плутарха[525].

Обращает на себя внимание, что почти каждое сообщение, содержащееся в этом сочинении, встречается в других произведениях Плутарха, написанных гораздо позднее. Изучение этого трактата, таким образом, еще раз дает возможность увидеть, каким образом в течение всей своей жизни Плутарх возвращался к однажды затронутым им фактам или высказанным мыслям. В биографии Александра, написанной много позднее, восторженная оценка юного Плутарха несколько смягчена, однако и там сохраняется оттенок похвального слова.

В трактате «Об удаче и доблести Александра» постоянно затрагивается связанная со стоиками проблематика. О том, что Александр объединил в одно целое все народы, Плутарх рассуждает, отталкиваясь от разработанного Зеноном проекта всеобщего государственного устройства; характеризуя добродетели, проявленные Александром в своих деяниях, он опирается на сформулированный стоиками принцип поведения мудреца, который в виде апофтегмы излагается в § 11 (см. прим. 91). Основой для построения всего трактата служит тезис «философия заключается не в словах, а в делах», тоже заимствованный у стоиков. Эти наблюдения показывают, что со стоицизмом Плутарх познакомился в самом начале своего творческого пути.

Трактат состоит из двух частей: в первой речь идет об Александре как о философе, во второй – о доблести Александра.

Перевод выполнен по изданию: Plutarchi Moralia. Vol. II. Recensuerunt et emendaverunt W.Nachstädt, W.Sieveking, J.B.Titchener. Leipzig, 1971.

Вступительная статья, перевод первой части и комментарии Г.П.Чистякова.

Часть первая

1. Согласно утверждениям Удачи[526], Александра создала она и только она. Нам, однако, следует вступиться за Философию, а вернее, – за самого Александра, который возмутился бы и исполнился негодования, если бы кому-то показалось, что он даром, и к тому же от Удачи, получил то могущество, добиваясь которого ценою немалой крови и многочисленных ранений, с непобедимыми войсками и с бесчисленными племенами, преодолевая при помощи благоразумия, терпения, доблести и рассудительности непереходимые реки и горы, до вершин которых не долетали стрелы.

Не раз проводил он бессонные ночи,

Кровопролитные дни не раз он оканчивал в битвах[527]

2. Я полагаю, что он сам ответил бы Удаче, коль скоро она приписывает себе его собственные достижения, примерно так: «Не отнимай у меня доблести и не пытайся лишить меня славы. Ты создала Дария[528], сделав его из раба и царского гонца владыкой персов, и Сарданапала, на которого ты возложила царскую диадему, хотя прежде он добывал пурпур из улиток[529]. Я же, как победитель, поднялся от Арбел[530] в Сузы, а до этого Киликия открыла мне просторы Египта, а саму Киликию – Граник, который я перешел по трупам Митридата и Спитридата[531]. Украшай себя сколько угодно и гордись царями, которые не знали ран и не были обагрены собственной кровью. Охи и Артаксерксы, которых ты посадила на престол Кира, как только они родились, – это, действительно, питомцы Удачи. Мое же тело несет на себе многочисленные знаки того, что Удача выступала против меня и моей союзницей не была. У иллирийцев я был ранен впервые – камнем в голову, в тот же день дубинкой мне повредили шею[532], затем при Гранике нож врага поразил меня в голову[533], а в битве при Иссе меч вонзился в бедро[534]. При Газе я был стрелою ранен в лодыжку[535] и, выпав из седла в тяжелом вооружении, вывихнул себе плечо. При Маракандах я был поражен стрелою в берцовую кость[536], остальные ранения были получены мною у индийцев…[537] У ассакенов я стрелою был уязвлен в плечо[538], у гангридов – в бедро[539], а у маллов[540] стрела из лука вонзилась мне в грудь и оставила в ней железо, там же, когда сломались приставленные к стенам лестницы[541], удар дубинки задел мою шею. Удача же оставила меня одного, причем не ради каких-нибудь знаменитых противников, а для того, чтобы угодить никому не известным варварам. Если бы Птолемей не закрыл меня щитом, а Лимней не пал мертвым от тысячи стрел, закрывая меня, если бы македонцы, собрав все силы, не разрушили стен[542], то этой дикой и безымянной земле пришлось бы стать могилой Александра».

3. А обстоятельства самого похода: бури, отсутствие воды, глубокие реки, горы, на которых даже птицы не гнездятся, дикие обычаи, непостоянство правителей и их многочисленные предательства! Когда этот поход начинался, Эллада еще трепетала от войн Филиппа, но