13 минут - Сара Пинборо

Она даже перестала отвечать на сообщения об их шахматной партии. В ее свите были теперь новые Барби, и на ее стороне были симпатии всей школы и города. Бекка могла представить, сколько сейчас у Таши друзей на «Facebook». Иногда у нее появлялся соблазн зайти туда и посмотреть, что происходит в этом другом мире, но она деактивировала свою страницу и удалила профиль на «Twitter», после того как случилось все это дерьмо.

Так всегда было и будет. Таша красавица и жертва, а людям надо кого-то ненавидеть, и Бекка была идеальным кандидатом. В конце концов, это же она управляла осветительной установкой. Она позволила Хейли залезть на стремянку. Технически, как она услышала в женском туалете в первый день, когда вернулась в школу, она тоже была убийцей, как Хейли и Дженни.

Кроме того, оказалось, что у Ханны действительно были друзья, кроме нее. Бекка, вероятно, была слишком сосредоточена на себе, чтобы их замечать, но они существовали. Возможно, она нравилась Ханне больше, чем другие, но Бекка не была ее единственной подругой. По всей видимости, быть в школе невидимкой не означало не иметь друзей. Когда Бекка снова стала ходить с Ташей, Ханна делилась своей обидой не только с мамой. Ту незнакомую девушку, с которой Ханна тогда шла на урок географии, оказывается звали Адель Коттерил, и Ханна часто плакалась ей в жилетку. Хуже всего было то, что, по словам Адель, исходя из всех ее постов на странице памяти Ханны Альдертон, которую она создала, Ханна никогда не была стервой. Она всегда видела в Бекке лучшее. Может, это и было правдой. Но Адель сочла своей обязанностью донести миру, что Ребекка Крисп не заслуживает никакого сочувствия. Альдертоны тоже так считали, и она с ними согласилась. На самом деле Бекка не была жертвой. Она просто пустышка, которая бросила замечательную подругу, а потом нечаянно ее убила. Адель, конечно же, ни разу прямо не обвинила Бекку в смерти Ханны. И все это просто висело там, затхлая туча, покрывающая ее веб-пространство, которое уже никогда не станет чистым и ясным.

Примерно через час после создания страницы памяти Бекка уже увидела первый неприятный пост. Она не могла его пропустить. Ее телефон вибрировал, оповещая о том, что на ее стене появлялись записи. В них не было ничего хорошего. Хватало и тех, кто писал ей в «Twitter». Ей стало плохо. Ей все еще становилось плохо, когда она об этом вспоминала. А хуже всего было то, что Таша пыталась всех успокоить и заступиться за нее. Святая Наташа, которая вдруг стала другом для всех. Никого не волновало, что Таше всегда было плевать на Ханну, потому что она, по крайней мере, этого не скрывала. Она не дружила с ней, поэтому ее и не бросала, как она поступила с Беккой в седьмом классе, – об этом, кстати, все почему-то забыли. Но через день или даже раньше Таша перестала бороться с этим онлайн-натиском, и в конце концов Бекка просто заблокировала «Twitter», «Facebook», «Instagram» и все социальные сети. Так было проще. Не все были способны высказывать подобное в лицо, а ехидные, услышанные краем уха комментарии в коридорах и то, что ее игнорируют, она могла выдержать. Пока могла.

Иногда она смотрела на обломки своей жизни и думала: «Как это произошло? Я ведь только пыталась помочь». Хуже того, Наташа ошиблась, сказав, что Ханну быстро забудут. Она стала символом этакой неброской чистоты. Бекка же теперь была изгоем. Потребительницей. Пустой, эгоистичной, слабой девушкой, которую заботило только то, как вернуться в свою компанию, и она воспользовалась случившимся с Ташей, чтобы это сделать. Никто не хотел забывать Ханну – даже те, кто до ее смерти не имел о ней ни малейшего понятия, – ведь это значило бы, что они лишатся удовольствия ненавидеть Бекку.

В зал вошли две девушки и парень, посмотрели в ее сторону, а потом сели кружком на стульях в дальнем углу, и Бекка восприняла это как намек на то, что пора уходить. Она все равно хотела пойти покурить и уже сделала самокрутку. Она сейчас много курила, около двадцати штук в день, и стала курить самокрутки вместо обычных сигарет, потому что не могла позволить себе их на карманные деньги. Даже ее мама это заметила – страдальческое выражение лица у нее появлялось каждый раз при взгляде на дочь. Джулия Крисп наверняка хотела многое сказать, но ей, скорее всего, порекомендовали позволить Бекке самой с этим разобраться. А это Джулии Крисп всегда тяжело давалось. Бекка думала, что мать доканывает то, что ей приходится улыбаться и сочувствовать, и ничего кроме этого. Все же, по крайней мере, она могла курить, сколько захочет, и при этом не выслушивать упреков.

Ветер был таким пронизывающим, что она задрожала, хотя солнце уже припекало. Вскоре зима окончательно будет изгнана до конца осени. Ханна умерла, а вот Хейли преследовала Бекку, точнее ее отсутствие. Она практически видела, как Хейли стоит, прислонившись к стене, и, презрительно глядя в пространство перед собой, несильно затягивается своей «Vogue». Никаких терпких самокруток, от которых кружится голова. «Может, я и в тюрьме, – говорила в голове у Бекки пустота вместо Хейли, – но ты тоже не очень похожа на победительницу, так ведь?»

Прежде чем жалость к себе переполнила ее, Бекка выбросила недокуренную самокрутку и направилась в помещение. Она не хотела оставаться в школе, но ей больше некуда было пойти. Не было ожидания репетиций, не было Эйдена, с которым можно было заняться сексом, и друзей, чтобы пообщаться. Может, это она была призраком, бесцельно плывущим по коридорам?

Наконец она пошла в то единственное место, где могла почувствовать хоть какое-то умиротворение, – в класс, где проходили занятия по рисованию. Теперь, когда зима закончилась, а отопление в школе еще не отключили, в цокольном этаже было тепло и душно. Казалось, это отдельный мир, не имеющий отношения к школе. Тут было тише, чем в библиотеке, ученики погружались в сонное спокойствие, которое приходит, когда сосредотачиваешься на творчестве. И здесь было много места, можно было поставить мольберт в углу и спрятаться за ним. В этом классе было легче не чувствовать себя изгоем. Во всяком случае тут говорили мало.

Она делала не домашнее задание, а то, что ей предложила попробовать доктор Харви. Просто нарисовать свои чувства. Похоже, это работало. Бекка думала, что у нее в итоге получится нечто яркое, постмодернистское, с агрессивными цветными брызгами, но каким-то образом на холсте появился заснеженный лес и замерзшая река на рассвете. Это было затишье перед бурей. Пустая сцена, перед тем как Таша вылетела из кустов и то ли упала в воду, то ли ее толкнули. Это было началом. Да, для Таши, Хейли и Дженни все происходило за кулисами, а это было главным выходом на авансцену, в действо на которой была вовлечена и Бекка.

– Это уже выглядит жутковато-красивым. – Мисс Бордерс поставила на стоящий рядом столик две чашки с чаем и придвинула стул. – Мне особенно нравятся эти оттенки красного в небе и вода на кромке льда.

– Спасибо.

– Ты тут уже довольно долго. – Она подождала, пока Бекка поставит кисточку в стакан с водой, и протянула ей чашку. – Я положила одну ложечку сахара. Так нормально?

Чай был слишком сладким для Бекки, и в нем было слишком много молока, но она все равно улыбнулась.