Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

подошла к кровати и подёргала его за плечо.

– Марк!

– А?! – Марк рывком сел на кровати. – Кто здесь?

– Это я, – засмеялась Рут. – Ты забыл меня?

– Рути? – улыбнулся Марк. – Как здорово! А где…?

– Не знаю, – поняла его вопрос Рут. – Спят, наверное. Пойдём их искать?

– А зачем?

Марк вылез из-под одеяла и пошлёпал к комоду за трусиками. Что мальчик не должен ходить голым при девочке, как их учили в пансионе, он вспомнил, уже натянув их. Щекам даже жарко стало от прихлынувшей к ним крови. Но, кажется, Рут не обиделась и даже не заметила его оплошности, сидя на кровати и разглядывая картинки на стене.

Марк отдёрнул шторы, и в комнате сразу стало светлее.

– А зачем? – повторил Марк. – Пусть спят. Сегодня воскресенье, выходной.

– Да, – кивнула Рут. – И у них это, первая брачная ночь. Я слышала, что тогда нельзя мешать.

– Да, – согласился Марк, – я тоже слышал. Давай лучше пойдём вниз. Я знаю, где молоко и орехи. Поедим.

– Давай, – охотно спрыгнула с кровати Рут, оставив там медвежонка.

Мама строго-настрого уже давно запретила ей шарить по буфету и брать без спроса что-либо, но Марк же старше, она не сама по себе, а с ним.

– А не заругают? – решила она всё-таки уточнить, когда они уже входили в кухню.

– Папка говорит, что еду покупают для еды, – гордо ответил Марк, залезая в холодильник. – Кружки вон в том шкафу, Рути.

Чтобы дотянуться до дверцы, Рут пришлось залезть на стул. Кружек было четыре, все белые с яркими, но разными картинками.

– Марк, твоя какая?

– С котёнком, а с лошадкой папкина.

– Тогда моя с птичкой.

Они сели за стол, и Марк разлил по кружкам молоко, а орехи высыпал из пакета прямо на стол.

– Вкуснота!

– Ещё бы!

Рут блаженствовала, болтая ногами. Завтракать неумытой, в пижамке, и вот так: орехами и молоком – нет, на старой квартире мама бы сразу проснулась и ничего бы этого не разрешила. Хорошо, что дом такой большой, и мама на другом этаже и, значит, их не слышит.

Эстер потянулась, просыпаясь. Как хорошо! Сквозь веки пробивался свет, и она нехотя открыла глаза. Да, уже утро. Она ещё раз потянулась и села. Сегодня воскресенье, можно спать сколько хочешь. Церковь… ну, им – она невольно хихикнула – сделают поблажку, все же всё понимают. Рядом тихо спокойно дышал Ларри. Эстер посмотрела на него, на улыбающиеся во сне большие широкие губы, осторожно поправила одеяло, укрывая могучую грудь, и встала. Надо посмотреть, как там Рут? И Марк? Даже странно: обычно в воскресенье Рут вскакивает ни свет ни заря, а сегодня…

Эстер накинула халат, нашарила, не глядя, ступнями тапочки и вышла из спальни.

Двери спален Рут и Марка открыты, а снизу… снизу доносятся детские голоса и смех. Ага, значит, они на кухне.

Эстер тихо и медленно – не от желания застать детей врасплох, а просто потому, что лень быстро двигаться – спустилась по лестнице и вошла в кухню.

Там царило веселье. На столе банки с анчоусами, пикулями и джемами, а Марк и Рут экспериментировали, пробуя всё вперемешку, засовывая друг другу прямо в рот самые лакомые кусочки. Пижамку Рут уже украшали пятна от соусов и джемов. На Марке – как сразу догадалась Эстер – пятен было просто незаметно, он сидел в одних трусах.

Стоя в дверях, Эстер молча смотрела на них. Она знала, что надо рассердиться, но не могла.

Первой её заметила Рут.

– Ой, мама! А мы тут…

– Вижу, что вы тут, – улыбнулась Эстер. – Неумытые, неодетые.

– Мам, а так вкуснее, – храбро возразила Рут.

Мама улыбается, значит, не сердится, а что они испачкались, так это пустяки, и не последнее съели в холодильнике ещё много всего. Она всё это сразу и высказала. Марк только кивал и поддакивал.

– Нет, – наконец отсмеялась Эстер. – Идите оба наверх, умойтесь и переоденьтесь. Марк, у тебя даже на трусах джем.

– Мам, а ты?

– А я сварю папе кофе.

– Он уже встал?! – соскочил со стула Марк.

– Нет, он спит, – крикнула им вслед Эстер. – Не будите его.

Ларри не спал, он был в той сладкой памятной с госпиталя дремоте, когда вроде всё слышишь, но тебя это как бы не касается. Всё, что было ночью, казалось теперь странным, даже неправдоподобным, но это было, и было с ним. И было… хорошо. Он многое слышал об… этом: трепотню в рабских бараках, болтовню на кухне в имении. Всё так и не так. И читал тоже об этом. В книгах всё было по-другому, но об этом же. И вот… это случилось с ним. Да, так получилось, что Эстер стала его первой женщиной, и он рад этому. Рад, что всё было именно так. По-человечески, а не по-рабски. В его доме, в спальне, после венчания в церкви, а не украдкой и второпях, как будто заглатываешь ворованное. И не по хозяйскому приказу, что совсем уж погано. И как же ему хорошо, именно поэтому хорошо.

– Ларри.

Он медленно открыл глаза и улыбнулся. Перед ним стояла Эстер. В розовом халате, волосы рассыпаны по плечам…

– Принести кофе сюда, или ты спустишься вниз?

Ларри медленно покачал головой.

– Ты не хочешь кофе? – удивилась Эстер.

Ларри улыбнулся ей, так же медленно, словно ещё во сне.

– А… дети… где?

– Дети? – Эстер улыбнулась и села на край кровати. – Представляешь, они потихоньку встали и такой разгром в кухне устроили, перемазались все, я их мыться отправила. Ладно, – она наклонилась и поцеловала его, – лежи, я сейчас принесу кофе.

Ларри хотел было обнять её, но Эстер легко встала и убежала, а в приоткрытую дверь всунулась голова Марка.

– Пап, ты спишь?

– Уже нет, – улыбнулся Ларри.

Марк – уже в джинсах и ковбойке, но босиком – вбежал в спальню. За ним вошла Рут в цветастом, но явно «будничном» платье. Марк с размаху сел на кровать, а Рут остановилась рядом. И Ларри с неожиданной для самого себя решимостью раскинул руки и обнял их, сразу обоих, и прижал к себе, поцеловал и отпустил.

– Ну вот, – Эстер вошла в спальню с подносом в руках. – А теперь идите, поиграйте во дворе.

– На улице? – уточнила Рут.

– Нет, во дворе, на улицу не ходите. Марк, обуться не забудь. Ларри, вот кофе.

Рут дёрнула Марка за руку.

– Пошли, – и шепнула: – А то ещё мама передумает.

Эстер поставила поднос на кровать и смотрела, как он ест. Кофе, хлеб с маслом… Ларри с наслаждением отпил.

– Мм-м, как вкусно.