Хронолиты - Роберт Чарльз Уилсон

По крайней мере, пока.

Не сумев уснуть после дорожной перестрелки, я немного прогулялся с Рэем Моузли по загроможденной площадке между опорой ядра и квонсетами.

Большая часть народа наконец-то угомонилась, и в тишине раздавался лишь приглушенный гул генераторов. В сущности, наконец можно было услышать тишину – ощутить, насколько глубокой и могущественной она была там, куда не простирается власть света.

Мы никогда не были близки с Рэем, но во время этой поездки немного сблизились. Когда я в первый раз его увидел, он показался мне эдаким книжным червем, неуверенным в себе заучкой, которого ничто так сильно не пугает, как собственная уязвимость. От этого он становился раздраженным и словно все время защищался. Таким он и оставался. Но, достигнув среднего возраста и гораздо лучше разбираясь в собственных недостатках, он все-таки оставался продуктом многолетнего навязчивого отрицания.

– Ты беспокоишься о Сью, – сказал он.

Я не был уверен, что об этом стоит говорить. Но мы были одни, далеко от чужих ушей. Вокруг никого, кроме меня, Рэя и зайцев.

– У нее явно стресс. И она с этим плохо справляется.

– А ты бы на ее месте справился?

– Скорее всего, нет. Меня беспокоит то, как она разговаривает. Ты понимаешь, о чем я. Это выглядит уже навязчиво. И начинаешь задаваться вопросом…

– В порядке ли у нее с головой?

– Насколько безупречна логика, которая привела нас сюда.

Рэй, казалось, уже думал об этом. Он сунул руки в карманы и печально улыбнулся.

– Ты можешь поверить математике.

– Меня не волнует математика. Мы здесь не ради математики, Рэй. Мы уже давно вышли за пределы строгой науки.

– То есть, ты не доверяешь Сью.

– А что это значит? Верю ли я в ее честность? Да. Думаю ли я, что у нее благие намерения? Разумеется, у нее благие намерения. Но доверяю ли ее мнению? Сейчас уже не уверен.

– Ты согласился поехать с нами.

– Она умеет убеждать.

Рэй замолчал и взглянул во тьму, мимо тау-ядра в стальном каркасе, окидывая взглядом кустарники, заросли бурьяна, залитые лунным светом, и звезды.

– Подумай о том, от чего она отказалась, Скотт. Подумай, какая у нее могла быть жизнь. Она могла быть любимой, – он едва заметно улыбнулся. – Знаю, мои чувства к ней очевидны. И знаю, как это смешно. Как это глупо. Гребаный клоун. Она даже не натуралка. Пусть не я, но с ней мог быть кто-то другой. Одна из тех женщин, с которыми она встречалась, не придавая им особого значения, разрезая и склеивая собственную жизнь, как запасную катушку кинопленки. Но она отталкивала этих людей, потому что работа была важнее, и чем упорнее она трудилась, тем важнее становилась работа, теперь она полностью отдалась ей, без остатка. Каждый ее шаг вел сюда. Сейчас, думаю, даже самой Сью интересно, насколько все это реально.

– Поэтому мы должны принимать на веру все, что она говорит?

– Нет, – сказал Рэй. – Мы должны ей намного, намного больше – быть преданными.

Предпочитая, как всегда, оставлять за собой последнее слово, он тут же развернулся и отправился обратно в лагерь.

Я молча стоял между луной и прожекторами. С такого расстояния тау-ядро казалось чем-то крошечным. Очень маленькая вещь, которая приведет к такому большому результату, ставшая рычагом серьезных изменений.

Спал я крепко и долго. Проснулся в полдень под полупрозрачной крышей надувного квонсета, совсем один, если не считать пары сменившихся охранников и измученной ночной бригады.

Никто не догадался меня разбудить. Все были слишком заняты.

Я шагнул из тени барака на раскаленное солнце. Небо было агрессивно ярким, тонкая голубая прослойка между солнцем и прерией. Но гораздо больше меня удивил шум. Если вам случалось бывать рядом со стадионом в день матча, вы узнали бы его – гул огромной людской толпы.

Хитча Пэйли я нашел в продовольственной палатке.

– Прессы намного больше, чем мы рассчитывали, Скотти, – сказал он. – Там целая толпа перекрыла дорогу. Дорожный патруль пытается согнать их с асфальта. Ты знаешь, что нас уже осудили в Конгрессе? Прикрывают свои задницы на случай, если у нас не получится.

– Думаешь, у нас есть шанс?

– Может быть. Если нам дадут время.

Но давать его нам никто не собирался. На грузовиках прибывало ополчение куанистов, и следующим утром началось настоящее сражение.

Я знаю, чем пахнет будущее.

Будущее словно бы накладывается на прошлое, они смешиваются как два безвредных вещества, но из их сочетания получается яд. Будущее пахнет солончаковой пылью и озоном, горячим металлом и ледником. И сильнее всего – порохом.

Ночь прошла относительно спокойно. Сегодня, в день прибытия, меня вырвали из тревожного сна звуки одиночных выстрелов – не настолько близко, чтобы тут же впасть в панику, но достаточно, чтобы побыстрее одеться.

Хитч снова сидел в продовольственной палатке, беззаботно жевал холодную тушеную фасоль из бумажной тарелки.

– Сядь, – сказал он. – Все под контролем.

– Не похоже.

Он потянулся и зевнул.

– Просто кучка куанистов, подобравшихся с юга, перекинулась парой слов с охраной. Кое-кто вооружен, но все, чего они хотят, это пострелять в воздух и потрясти кулаками. В основном это зрители. Еще есть журналисты, их примерно столько же, они тоже пытаются прорваться за ограду. Военные их сортируют. Сью хочет подпустить их поближе к месту прибытия, но, ты понимаешь, не слишком близко.

– А где начинается слишком близко?

– Интересный вопрос, да? «Ботаники» с инженерами набились в бункер. Пресса устраивается подальше на восток.

Так называемый бункер представлял собой траншею с деревянной крышей, расположенную примерно в миле от ядра. Здесь Сью разместила аппаратуру для отслеживания и запуска тау-процесса. Траншею оборудовали обогревателями, чтобы хоть как-то уберечься от термального удара, а также обеспечили защиту от пуль – при худшем раскладе.

Само ядро оставалось почти неприемлемо уязвимым, но военные пообещали защищать его до тех пор, пока смогут удерживать периметр. Хорошей новостью было то, что все это сборище отбросов на дороге не представляло (по словам Хитча) серьезной опасности.

– Мы можем все это провернуть, Скотти, – добавил он. – Нужно чуток везения.

– Как Сью?

– Я видел ее только на рассвете, но… Как она? На взводе, вот как. Не удивлюсь, если с ней случится удар, – он странно на меня посмотрел. – Скажи мне одну вещь. Ты хорошо ее знаешь?

– Мы знакомы с тех пор, как я был ее студентом.

– Да, но насколько хорошо ты ее знаешь? Я долго на нее работаю, но не могу этим похвастать. Она говорит только о своей работе и больше ни о чем, по крайней мере со мной. Ей бывает одиноко или страшно, злится ли она?