Рандеву с Валтасаром - Чингиз Абдуллаев

— Нет, впятером. — упрямо ответила Сильвия, —там с ними был еще Мехмед Селимович. Он почему-то сидел в ними. Кажется, ониговорили с Карлосом. И вместе пошли в вагон-ресторан.

— А потом вместе вернулись?

— Да, но Селимович ушел в соседний вагон. Там в первомкупе были югославы. Он, Зоран Анджевски, Иван Джепаровски и, по-моему, ещекто-то, возможно, их аттендант. Но этого я точно не помню.

— Почему вы знаете, кто находился в первом купеследующего вагона?

— Я несколько раз выходила в другой вагон. Мы были сМулаймой Сингх. Хотели договориться с немцами, чтобы нам разрешили перенестинаши выступления в Ганновере. А штабной вагон был в начале состава, поэтому мывидели, кто сидел в первом купе. Во втором были Бискарги и Шпрингер. Мы к нимзашли и даже взяли у Шпрингера открытку с видами Лихтенштейна, которые он всемдарит на память.

— Спасибо, Сильвия, извините меня за беспокойство.Надеюсь, вы не забудете позвать меня на свадьбу в Москве?

— Не забуду, — рассмеялась Сильвия, чутьпокраснев.

Дронго прошел дальше. Навстречу шел Бискарги. Увидев Дронго,он остановился. На нем была спортивная майка фирмы «Адидас» и темно-коричневыебрюки.

— Я хотел взять у вас интервью для нашегожурнала, — сообщил Бискарги.

— На каком языке он выходит?

— На испанском. Но я буду говорить с вами по-английски.

— Конечно, — согласился Дронго, — а где вашекупе?

— В другом вагоне. Вместе с представителями Испании.Там баск, каталонец и я. В общем, кроме Карлоса, все представители маленькихоколоиспанских литератур, — рассмеялся Бискарги.

— Я думал, что Галисия — это ближе к Португалии, —сказал Дронго.

— Правильно, — согласился Альваро Бискарги, —поэтому наш Карлос всегда с португальцами. Мы договорились?

— Конечно, — кивнул Дронго, — в любое время квашим услугам.

Он прошел дальше. Во всех купе, превращенных в своеобразныемаленькие залы, шли дискуссии. Темы были самые разные. От постмодернизма вискусстве до интернетовской литературы, от классиков литературных жанров доноваторов, создающих свои произведения в виртуальных мирах. Это было настоящеепиршество духа, когда творческие люди стольких стран Европы могли общаться.

Неожиданно он увидел темную спортивную рубашку, висевшую задверцей купе. Дронго подошел ближе. Сомнений не было. На рубашке не хваталонижней пуговицы. Именно той самой, которая была у него. Дронго открыл дверцукупе. В этом поезде они были прозрачные. В купе сидел человек и читал газету.Это был Никкола Лекка, молодой итальянец, обычно ходивший в черных рубашках.

— Извините, — сказал Дронго, обращаясь китальянскому представителю, — это ваша рубашка?

У итальянца была редкая черная бородка и немноговсклокоченные волосы. Говорил он высоким голосом.

— Нет, сеньор, — несколько испуганно сказалмолодой итальянец, поправляя очки, — конечно, не моя. Она мне будет оченьвелика. Это рубашка нашего друга Стефана Шпрингера.

В это утро полковник Баширов привез последние схемыустановки заряда у стены. Очевидно, вся расстановка трибун и палаток была ужесогласована, и, передавая схемы своему пленнику, он сказал:

— Это окончательная расстановка, уже утвержденная.Больше изменений не будет. Постарайся проверить все еще раз, чтобы у тебя неслучилось прокола.

— Ты ведь меня поэтому ловил в горах, чтобы я непрокололся, — огрызнулся Меликов.

После того как он пересел в инвалидную коляску, с нимпроизошли разительные перемены. Он сильно похудел, его глаза лихорадочноблестели, а щетина на его лице, которую он раньше подстРигал, превратилась вгустую бороду, делая его похожим скорее на бандита, чем наинтеллектуала-взрывника, бывшего офицера Советской Армии.

Братья Изотовы, которые были теперь к нему приставлены, неоставляли его одного ни на минуту, сопровождая даже в туалет. Меликов молчал,никак не комментируя их постоянное присутствие. В отличие от погибшегоГолубева, с которым у него сразу не сложились отношения, с этими двумя онстарался держаться достаточно корректно. Да и трудно быть некорректным, когдане можешь ходить и сидишь в инвалидной коляске с перебитыми ногами. Но онипользовались любой возможностью, чтобы его унизить. Подолгу не позволяли емунаправиться в туалет, и так же долго не помогали подняться с постели, словноиспытывая его терпение. Но Меликов молчал, он понимал, что любое егонедовольство будет воспринято как личное поражение.

— Я все просчитаю еще раз, — хрипло сказалМеликов. — У тебя есть сигареты?

Полковник достал пачку сигарет, протянул своему пленнику.

Когда они разговаривали вдвоем, братья обычно оставляли ихнаедине. Полковник не любил сидеть, он разговаривал стоя, и этим как быподчеркивал унизительное положение пленника.

Меликов полез за спичками, но полковник дал ему прикурить.Тот жадно затянулся, затем неожиданно спросил:

— Можно откровенно?

— Давай, — у Баширова вместо лица была словнопергаментная маска.

— Я уже понял, что должен сделать эту работу, для этоготы меня специально отловил и привез сюда. Я понял и другое. Никому из своих этуработу ты доверить не можешь. Одни, наверно, сидят в Чечне, другие тожегде-нибудь болтаются. Тебе нужен был взрывник, который никогда и нигде непроговорится. Верно?

— Я тебя слушаю, — полковник смотрел на пленника,никак не комментируя его слова.

— Ну вот, — выдохнул Меликов, — как толькоэто случится, ты меня ликвидируешь. Верно?

— Посмотрим, — Баширов вспомнил убитого Голубева,но промолчал.

— Ликвидируешь, — уверенно сказал Меликов. —Поэтому я хочу знать, сколько мне осталось.

— Какая тебе разница?

— Большая. У меня дочь осталась под Киевом. Может, яхочу последний раз ей письмо написать.

— Какая дочь? — не поверил полковник. — Неваляй дурака, Меликов, мы все проверили, нет у тебя никакой дочери на Украине.

— Это ты так считаешь. Проверяльщики хреновы, —выдохнул Меликов, затягиваясь. — В общем, так. Мне нужно ей письмонаписать и чтобы ты его отправил. Про свою судьбу ничего не стану писать, недурак, понимаю, что нельзя. Напишу, будто я еще за кордоном. А ты обещай, чтопосле моей смерти передашь.

Баширов смотрел на пленника. Его холодные глаза не выражалиничего. Он смотрел и обдумывал предложение. Затем кивнул.

— Укажешь адрес и дашь мне письмо. Учти, что если тыпопытаешься как-то зашифровать свое послание… Сам понимаешь, мы эту девочкубудем тоже проверять.