Крестная дочь - Андрей Троицкий

– Это дочь Зубова, – Марина взяла в руки фотографию девчонки, затем свою фотографию. – Она Витькина крестница. Девочка погибла два года назад. Он очень ее любил.

– Я знаю, – кивнул Девяткин.

– А я думала: куда делась из альбома моя фотография. Я не фотогеничная, а на этой хорошо получилась. Откуда они у вас?

– Я заехал в авиационную школу, – ответил Девяткин. – Там оставались вещи вашего мужа. Конспекты к занятиям по теоретической подготовке курсантов, записная книжка. На полке стояли эти фотографии. Я забрал, чтобы не потерялись, решил завезти. Вот и все.

Девяткин застегнул сумку и поднялся. Марина тоже встала, шагнула к нему. В глазах блестели слезы.

– Значит, нет шансов, что он вернется? Никакой надежды? Только не врите. Скажите честно.

– Самолет пропал без всяких следов. Надежда была в первый день, во второй. Теперь – не знаю.

– Но ведь они могли совершить вынужденную посадку. Рация могла сломаться. Но у Вити золотые руки. Он сделает самолет из швейной машинки. Он все починит. И обязательно свяжется, он даст знать… Похожий случай был, когда он служил на севере. Самолет нашелся через неделю, когда Витю уже заочно похоронили. У них сломалась рация. То же самое и сейчас. Случай один в один.

– Все возможно, – кивнул Девяткин. – Но вещи пусть останутся у вас.

Девяткин шагнул к двери, но Марина схватила его за руку.

– Подождите, – сказала она. – Я, наверное, неправильно объяснила насчет наших с мужем отношений. Просто у нас не было детей. Я не могу… Короче, это моя вина. Он переживал из-за этого. И меня жалел. Устроился в школу, потому что ему нравилось возиться с детьми. Преподавал историю в средних классах. И вел кружок умелые руки – это на общественных началах. В последнее время от меня он как-то отдалился. Замкнулся в себе. Я стала думать, что между нами все кончилось. Что я ему больше не нужна. Впрочем, что я говорю? Вы не за этим пришли. Спасибо за фотографии.

– Не за что, – Девяткин пожал плечами. Он испытывал неловкость, не зная, что нужно и чего нельзя говорить в такой ситуации. – Будем надеяться на лучшее.

– Пообещайте мне: если Витя как-то свяжется с вами… Ну, я не знаю, как это случится. Пусть ему скажут, что я его очень люблю и жду. И если его арестуют, я буду ждать его. Сколько дадут, столько буду ждать. Пусть простит меня. Передадите? Это очень важно. Пусть простит.

– Если ваш муж найдется, вы сама ему все скажете.

Девяткин освободил руку, попрощался и ушел.

Свет автомобильных фар в ночной степи виден издали. Темный джип с запылившимся кузовом и затемненными стеклами едва полз, переваливалась с кочки на кочку, поднималась по склонам оврагов, снова терялась в их глубине и выползая наверх. Скорость не выше четырех-пяти километров, фары дальнего света включены. Каким ветром занесло такую шикарную тачку в эту глушь, где люди давно не живут, – это вопрос. Но, судя по всему, машине едет именно сюда, в бывший поселок Первомаец.

Рифат Гафуров сидел на крыше старой вытянутой вдоль улицы кошары, где в свое время содержалось общественное стадо овец. Он опустил бинокль и призадумался. Люди, которых он ждет, скорее всего, придут пешим ходом, потому что у них нет ни машины, ни осла. Так кого же несет сюда среди ночи? И что делать с незваными гостями, если встреча состоится? Вечер и первая часть ночи выдались неспокойными. В небе одна за другой загорались и гасли сигнальные ракеты. Огоньки приближались к Первомайцу. Рифат решил, что менты или вояки ищут по степи беглых бандитов, которых сами же выпустили из тюрем во время народных беспорядков.

Он утешился мыслью, что бандитам в поселке делать нечего, потому что последний колодец здесь высох года три назад. И люди ушли. Если бандиты, а следом за ними и солдаты с метами, куда и двинут, то на юг, в сторону, где остается какое-то воспоминание о человеческой цивилизации и воде. И точно, сигнальные ракета стали удалять в сторону и вскоре совсем пропали из вида. Но вот появился этот долбанный джип.

Поднявшись на ноги, Рифат повесил на плечо автомат Калашникова и по приставной лестнице спустился в темный двор. От костра осталась лишь зола и мелкие розовые угольки, дававшие немного света. Завернувшись в шерстяное солдатское одеяло на земле беспокойно ворочался Илья Голубев, человек, которого Рифат выбрал себе в помощники. Парень всегда спал беспокойно, наверное, мучили страшные сны. Рифат пихнул приятеля подметкой башмака в зад.

– Ты слишком много спишь. Так можно и не проснуться.

– Чего тебе? – Голубев зевнул.

– Вставай, какие-то черти едут.

– На машине? – переход от сна к бодрствованию занял секунду. Голубев сел на одеяло, сунул ноги в кеды. – Это наши?

– Черт их знает, – пожал плечами Рифат. – Черный джип. Откуда он взялся?

Месяц назад на окраине Ташкента, где Рифат снимал полдома, его нашел человек из местной бандитской бригады и назначил встречу с воровским положенцем Агапом. Суть разговора такова: надо выполнить работу, которую хорошо знакома Рифату, то есть покрошить в винегрет и закопать двух русских парней, не имеющих в Узбекистане ни авторитета, ни влияния, никак не связанных с воровским миром. Анонимный заказчик, по слухам, он из самой Москвы, значительный богатый человек, платит большие деньги: штуку баксов за одну голову. Но есть одна тонкость: надо ехать далеко, в безводный край, за сотни километров от Ташкента. И ждать жертв в заброшенном поселке Первомаец. Заказчик доплатит за бензин и харчи.

Оружие Рифат получит у местной братвы. Если есть сомнения, что справится один, он может взять с собой помощника. Остальное – его проблемы. «Почему бы и нет, – кивнул Рифат. – Но если я никого не дождусь?» «Отпадает, – ответил положенец. – Они нарисуются. Но, а если все же не найдутся, получишь компенсацию за потерянное время».

Следующей ночью Рифат взял аванс в двести долларов, фотографии будущих жертв, выбрал оружие и отправился к Голубеву. Замочить двух чужаков – это легко. Но в дальней дороге, когда ты один на один с голой степью и песками, без верного друга и помощника никак не обойтись. Голубев калач тертый-перетертый, такое дело для него, все равно что кружку пива опрокинуть, к тому же из своей прокуренной дыры он не вылезал второй месяц и совсем заржавел от скуки. И еще у Голубева есть «нива», машина не новая, но очень приличная.

На предложение старого кента он откликнулся сразу и без колебаний. Голубь идеально подходит для такой работы: он силен и вынослив как верблюд, хорошо стреляет и умеет сварить кашу из топора. Правда, у него есть физические недостатки. Он говорит неразборчиво, шепелявит: в привокзальном шалмане ему сломали челюсть в трех местах, и кость неправильно срослась. А в другой жестокой потасовке выбили правый глаз, место которого занял стеклянный протез. Но, по большом счету, – все это мелочи.

– Иди на свое место, – приказал Рифат. – Я внизу останусь. Надо убедиться, что это наши клиенты. Завалим чужаков – потом расхлебывай.