В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер

— Это зачем? — вмешался я.

— Мандрагора изменяет сознание, делает его восприимчивее для действительных или только воображаемых воздействий.

— Даже если Жиль де Рец принял этот сок, он совершил свои злодеяния в состоянии безумия?

— Злодеяния? Чепуха, это был заговор! Герцог Бретани и его канцлер, епископ Жеан де Малетруа, оба коварные дреговиты, лишили Жиля де Реца авторитета и жизни — чтобы прибрать к себе его сокровища.

Я взглянул на шахматную доску и тихо сказал:

— Вы заявляете — белые против черных и черные против белых, как вам это угодно, а правда расплывается в сплетнях и россказнях.

— Не существует правды, есть только правильный взгляд на вещи! И я попытался сообщить его вам. Вы распознаете его, когда вернетесь в Нотр-Дам и серьезнее займетесь отцом Фролло.

У меня появился неприятный привкус во рту, и я сплюнул.

— Что за причина должна у меня быть, чтобы возвращаться в Нотр-Дам?

— Спасение мира, избавление душ от проклятия — не достаточная причина для того?

— Покиньте свой подземный мир и расскажите обо всем прево или епископу. Костер быстро просветит ваш запутанный разум!

— Это, пожалуй, единственное мучение, которому меня еще не подвергали…

Его шрамы подтверждали эти слова, и в тот же момент я испытал сочувствие.

— Арман, если вы не хотите это сделать для мира, тогда сделайте это для Колетты, которой вы многим обязаны.

— Я благодарен за ее уход, но достаточная ли это причина, чтобы требовать взамен мою жизнь?

Едва я сказал это, как показался себе убогим, трусливым червем, который прячется от голодной вороны. Так я явно не расположу к себе красивую Колетту.

— Без Колетты вы бы давно распрощались с жизнью. Она была вашим ангелом-хранителем — с тех пор, как вы переступили порог Нотр-Дама.

Монах-призрак протянул что-то вперед, тряпку. Нет, это были волосы, борода. Когда он поднес ее к лицу Колетты, я узнал нищего Колена — только моложе, без многочисленных шрамов. Как часто за прошедшие недели я выглядел глупцом! Как глупый ребенок, которому выдают правду маленькими дозами, чтобы не перегрузить. Или чтобы не разозлить, потому что еще в нем нуждаются… Монах-призрак, отец Фролло, итальянец Леонардо, даже Колетта — все они играли со мной, двигали и передвигали меня туда сюда, как это им было угодно.

— Это, должно быть, борода, которую я нашел на месте нападения, когда я преследовал нищего и услышал, как кричала женщина, — сказал недовольно я. — Колетта видимо забрала ее снова, когда она якобы случайно упала на меня у толстухи Марго.

Колетта улыбнулась мне, но ее черты лица были напряжены:

— Вы очень умны, месье Арман.

— Нет, я глупец, несказанный чурбан! — выпалил я. — Иначе я бы давно разоблачил этот маскарад!

— Колетта обладает многими талантами, — сказал монах-призрак примирительно. — Она умеет притворяться, как актриса, а как карманная воровка она будет половчее многих, кто зарабатывает себе на пропитание на улицах Парижа этим подозрительным искусством ловкости.

— Мило для нее, — пробормотал я, окончательно решив не отступать от отказа, порожденного моей задетой гордостью.

— Сердитесь на меня, Арман, но не на Колетту. Как я уже сказал, без нее вы бы уже в День Трех волхвов обеднели бы, когда…

— Таковым я был в действительности, — прервал я монаха-призрака. — Когда я проснулся утром возле Нотр-Дама, Колен или Колетта исчезли, а мой кошелек был так же пуст, как и желудок.

— Это была не я, — тихо сказала Колетта. — Другой нищий применил свое искусство опустошения кошельков против вас.

— Ничего об этом не знаю и не хочу говорить, — продолжил монах-призрак. — Не жалуйтесь из-за своих денег, будьте лучше благодарны за вашу жизнь, Арман! Вы бы попали под копыта убийцы Годена, из совпадения ли или потому что нотариус видел вас вместе с Аврилло, если бы Колетта не предупредила вас.

— Это были вы?

Я взглянул в заботливые глаза Колетты и почувствовал себя плохо, дурно. Мое ли грубое поведение стало причиной этой глубокой боли, которую я прочитал в ее глазах? Тут же я понял, насколько эта мысль возникала из тщеславной самооценки.

— Подумайте, не должны ли вы что-нибудь Колетте, Арман! — сказал монах-призрак и следующим махом выложил:

— Жизнь ее отца за вашу.

Когда я вопросительно взглянул на Колетту, она сказала тихим дрожащим голосом:

— Мой отец — Марк Сенен. Когда они схватили его, мне удалось убежать. С тех пор я пытаюсь выяснить, где они держат его. Моя мать умерла рано, как и мои сестры и братья, у меня остался только отец. Если бы я только знала.Сотрясаемая судорогами плача, она упала мне на колени. Я обнял ее и гладил рукой по голове, наслаждаясь ее теплом и ароматом.

Сочувствие и симпатия к Колетте овладели мной, посылая теплые волны по всему телу. В этот момент я бы все сделал для этого беспомощного, нежного, теплого, удивительного существа в моих руках.

Я бы даже вернулся в Нотр-Дам, но это казалось — и я признаю мое облегчение по этому поводу — ненужным. Марк Сенен должен быть заточен где-то, куда поместили сумасшедшего в 1465 году.

Все, что я мог сообщить об этом, я уже прочитал в книге Гренгуара.

Я поведал Колетте и монаху-призраку об этом и добавил:

— К сожалению, Гренгуар не записал, где находится эта темница безумного.

— В Консьержери[45], — сказал монах-призрак. Колетта повернула к нему залитое слезами лицо.

— Там держат взаперти моего отца? Мы должны его освободить, немедленно!

— Так быстро, как это возможно, но не опрометчиво. Я все подготовлю. Колетта, иди умойся и отдохни немного, это поможет тебе.

Послушно, но все же немного колеблясь, она удалилась. Только нехотя я позволил ей уйти. Ее прикосновение и тепло доставляли мне удовольствие. Я желал дольше держать ее в своих руках и ласкать. Колетта, казалось, обещала любовь и склонность, гораздо больше, чем бурная, но чистая страсть, которой я наслаждался в руках Антуанетты.

— Как я вижу, вы теперь готовы нам помочь, — сказал монах-призрак.

Я попытался больше не думать о Колетте. Мой собеседник был хитрой лисой, он хотел использовать мое примирительное настроение. Поэтому я возразил сухо:

— Теперь, когда вам известно, где находиться отец Колетты, я уже помог вам. Для чего я должен подвергать себя опасности, возвращаясь в Нотр-Дам?

— Сделайте это ради себя, ради вашей души! И возможно, ради меня.