Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914–1917 - Альфред Нокс

Русские недовольны тем, что поляки считают их чужаками. Однажды вечером наша хозяйка заявила, что после войны она больше не будет ездить на водные источники в Германию; она будет отдыхать только на курортах Франции и Англии. После этого один из русских офицеров заметил, что дама, похоже, совершенно забыла о существовании источников на Кавказе.

Немецкая пропаганда уже вовсю старается разложить русский рядовой состав. Причем это не всегда достигается только с помощью шпионов. Однажды ровно посередине между окопами противоборствующих сторон был поднят немецкий флаг. Рядом стояла бутылка вина, каравай хлеба и кусок ветчины. Здесь же подняли плакат, призывающий мусульман присоединяться к священной войне, которую провозгласила Турция в союзе «со старыми, испытанными друзьями ислама Германией и Австрией». Вряд ли призывы немцев сильно затронули чувства русских татар, которым пророк запретил пить вино и есть свинину, тем более что в XIX корпусе не было татар. На другом плакате (на этот раз рядом были разложены вино и сигареты) было написано, что русский царь не хотел этой войны и что жизнями русских солдат жертвует великий князь, которого подкупили Франция и Англия!

Каждый день во время своей командировки в штаб корпуса я отправлялся верхом в штаб одной из дивизий, при этом обязательно посещал подразделения на переднем крае. Например, в один из таких дней я побывал в 17-й дивизии XIX корпуса. Как я узнал, четыре батальона двух полков дивизии располагались на первой линии окопов, в то время как еще четыре батальона находились во втором эшелоне полка. Три батальона дивизии составляли резерв начальника дивизии. В ту ночь они были развернуты вплотную за первой линией окопов. Наконец, пять оставшихся батальонов временно передали на участок другой дивизии.

Восточный берег реки Равка нависает над западным, занятым противником. Река заболочена и является проходимой вброд только на отдельных участках. Окопы противника, как правило, находятся на расстоянии 1000 ярдов от наших.

В 17-й дивизии я побывал в 68-м Бородинском полку, командиру которого только что пришло письмо с наилучшими пожеланиями из 68-го Даремского полка легкой пехоты, на которое он попросил меня подготовить ответ от его имени. До сегодняшнего дня полк потерял убитыми девять офицеров и 45 офицеров ранеными; убиты и ранены были 3 тыс. солдат полка.

Солдаты обычно проводят два дня в окопах, а потом два дня – в резерве, но рота, в которой я побывал, добровольно вызвалась пробыть на передовой 24 дня, так как «она там удобно устроилась». Однако является не очень понятным, какие именно шаги были предприняты, чтобы сделать 24 дня пребывания в окопах удобными и безопасными.

Ходы сообщений являлись недостаточно глубокими. Не было оборудовано противоснарядных укрытий. Как и в IV корпусе, сами окопы могли бы быть оборудованы гораздо лучше с учетом того, что войска провели на той же позиции 35 дней. Повсюду повторяется одна и та же история: многие офицеры слишком ленивы, чтобы заставить солдат работать. Они забывают о том, что главным источником разочарования является именно лень.

В IV корпусе рубеж обороны был хорошо укреплен, на одну дивизию из 16 батальонов приходится всего шесть верст фронта. Корпус состоит из двух дивизий, и оборона организована так, что линию фронта удерживают четыре полка (16 батальонов) со средствами усиления и резервами. Два полка составляют корпусной резерв, при этом каждый из них развернут во втором эшелоне двух дивизий корпуса, но подчинены непосредственно командиру корпуса.

В резерве находится и треть артиллерии, так как из-за нехватки снарядов она не нужна на переднем крае. Активные батареи хорошо замаскированы и практически не понесли потерь, несмотря на то что располагаются на тех же позициях уже более месяца.

Командиром IV корпуса, которым когда-то командовал сам Скобелев М.Д., теперь является генерал Алиев (Эрис-Хан-Султан-Гирей), последователь учения Мухаммеда родом с Кавказа.

Пока я был в IV корпусе, мне сообщили, что Плеве «получил другое назначение» и на посту командующего 5-й армией его сменил генерал Чурин А.Е. 25 января я вернулся в штаб армии, который переехал в Мала-Весь, где разместился в большом здании, принадлежащем князю Любомирскому. Русские офицеры дружно хранили секрет о том, куда назначили Плеве, но мой слуга Максим слышал от одного из жандармов, что генерал отправился формировать новую 12-ю армию. От одного из сербских офицеров я слышал, что новая армия будет действовать на направлении Млавы и за ней; при этом пехота будет служить мобильной базой для поддержки огромной массы кавалерии, которую направят в рейд на территорию Восточной Пруссии. Было совершенно очевидно, что мне совсем нечего делать в 5-й армии, поэтому на следующий день я вернулся в Варшаву для того, чтобы попытаться договориться о том, чтобы отправиться вместе с Плеве.

Я увидел его вместе с генералом Миллером – они сидели в поезде на Варшавском вокзале. Оба заявили, что с удовольствием примут меня, если мне удастся заручиться разрешением Генерального штаба. Для того чтобы получить такое разрешение, я отправил генерал-квартирмейстеру Генштаба генералу Данилову телеграмму следующего содержания: «Прошу разрешить мне временно отправиться в штаб 12-й армии». 29 января пришел ответ: «Положительное решение вашего вопроса в настоящее время невозможно».

Я совершил грубую ошибку, но что мне было делать, если формирование новой армии, что в Варшаве и Петрограде являлось достоянием самой широкой публики, в лесах Барановичей считалось секретом? Позже мне рассказали, что ни в чем не повинные офицеры штаба 5-й армии получили нагоняй за то, что разгласили эти данные! А пока я решил вернуться в гвардейский корпус, в штаб которого, расквартированный к тому времени в Варшаве, прибыл 6 февраля.

Генерал Орановский, который с самого начала войны занимал пост начальника штаба Северо-Западного фронта, получил назначение на должность командира кавалерийского корпуса в 12-й армии. В штабе генерала Рузского его сменил генерал Гулевич, до войны занимавший должность начальника штаба Петроградского военного округа, а после мобилизации – начальника штаба 9-й армии. Гулевич был очень умным человеком с приятными манерами, но настоящим лентяем, «большим толстяком», который сильно прибавил в весе даже после начала войны, так как привык ежедневно «отдыхать» в постели с 14.00 до 17.00 и никогда не делал никаких физических упражнений. Говорят, он присутствовал при расшифровке телеграммы о его назначении. Русские используют одно и то же слово «начальник» для обозначения и командира, и начальника штаба дивизии. Когда расшифровали слова «Гулевич назначается начальником…», он схватился за голову в отчаянии, так как испытывал ужас в ожидании относительно активной жизни, которую ему пришлось бы вести в качестве командира дивизии. Он вздохнул явно с большим облегчением, когда было расшифровано полное название его новой должности, и сразу же отдал распоряжение отслужить благодарственный молебен. Мой циничный информатор добавил по этому поводу, что на той службе присутствовали несколько офицеров, и все они своим корявым почерком тут же стали сочинять записки с просьбами о будущих почестях и наградах, которые хотели бы в будущем получить от генерала.