Русский супермен - Илья Владимирович Рясной

— Вроде внутри что-то есть. Горит какая-то искра, — вгляделся в куб Ковальский.

— Точно, — согласился Маклин.

— Я тоже чувствую, — подтвердил я. — Если собрать Круг, можно проникнуть в глубь камня.

— Этот булыжник имеет какое-нибудь отношение к твоему "осьминогу"? спросил меня Герт.

— Не знаю. — Я сосредоточился, но ничего не ощутил.

— По-моему, не имеет.

— Интересно, могла ли цивилизация, оставившая здесь камень, оставить заодно и этого чертова Казагассса?

— Могла и оставить, — неопределенно развел я руками. — А могла и не оставить.

— Если камень не относится ни к рагнитам, ни к этому Казагасссу, зачем нам тратить время и энергию на его исследование? — осведомился Герт. — Нам вскоре потребуются все наши силы.

Я с сожалением уходил из зала. Загадка исчезнувшей цивилизации начинала всерьез занимать меня.

— Осторожно… — подали голос цитиане.

— Казагассс снова близко…

Опять пошла изнурительная гонка, замысловатое петляние по коридорам. Кто же все-таки гонится за нами, что представляет собой этот "осьминог" Казагассс? Мне подумалось, что если бы во время схватки на утесе я увидел лицо некоего таинственного противника, то получил бы ответ на этот вопрос. Мне казалось, что он — нечто неперсонифицированное. Сокрушительная мощь вроде землетрясения, которой все равно кого давить. От нее не скрыться, но, не исключено, можно научиться предсказывать эту стихию.

— Опаздываем… — тараторили цитиане.

— Он настигает…

— Нам не дойти до форта Скоулстонт…

Мы проскочили широкий прямой километровый коридор. Я двигался, с трудом поспевая за товарищами, потому что со мной творилось что-то неладное, я слабел. Петля на моей шее стягивалась все туже, и вот щупальца "осьминога" коснулись моей ноги.

— Он почти взял нас, — сдавленно прохрипел я, прислонившись к стене. — Он здесь. Не могу.

— Нечего распускать нюни! — Герт схватил меня за рукав. — Вперед!

— Не вперед! — крикнул я. — Назад!

Из коридора впереди кто-то надвигался на нас. Не дул ветер, не было слышно ни шума, ни шуршания — ничего такого, за что можно зацепиться чувствам. На нас шла тишина. В лабиринте почти не было звуков — лишь стук сердец да плеск маленького водопада в пещере, что осталась позади. На поверхности редко встретишь такую тишину. Но даже она казалась просто канонадой по сравнению с надвигающейся абсолютной, зловещей тишиной, которую можно было пощупать, она внушала не спокойствие и стремление к отдыху после долгого пути, а реликтовый, поднимающийся из самых отдаленных закоулков мозга ужас.

На этот раз приближение "осьминога" почувствовали все. И теперь никому не нужно было объяснять, что настало время бежать со всех ног. Мы неслись через какие-то слабо светящиеся коридоры, скатывались по скользким ступеням, брели по колено в воде, боясь сорваться в чернильную пучину. Наши тени метались по полу и по стенам. Дыхание у цитиан сбивалось — для них темп был слишком высокий, а мы не могли их оставить. Наконец мы очутились в большой пещере с покато идущим вниз полом, заканчивающимся площадкой, за которой зловеще чернел обрыв. В свете фонарика переливались обломки пород и темнели какие-то здоровенные булыжники, неизвестно как оказавшиеся здесь.

— Стоп, он вокруг… — встревоженно заголосили цитиане.

— Дальше хода нет…

— Мы можем попытаться переждать здесь…

— Это верно, — подтвердил я. — Настырный. И не надоело ему гоняться за нами.

— Золотой дракон, учуявший добычу, никогда не остановится, пока не настигнет ее или сам не сложит крылья, — горько усмехнулся Одзуки.

— Сколько мы еще будем от него бегать? — раздраженно воскликнул Ковальский.

— Не знаю, — ответил я.

— Через три часа "Изумрудный странник" приземлится в форте Скоулстонт. Успеем? — спросил Герт, оборачиваясь к цитианам.

— Идти недалеко…

— Успеем…

— Если Казагассс не успеет раньше…

— И тогда нам никуда не надо будет успевать…

Это, наверно, была первая, хоть и не совсем удачная, попытка пошутить со стороны цитиан.

Я присел около камня. Я устал. Очень сильно устал. Устал так, как не уставал никогда. И мое физическое состояние было ни при чем — причина совсем иная. Еще немного — и я сломаюсь, а ведь, чтобы сломать супера, надо немало потрудиться, Вспомнился мой поход в ТЭФ-зону, как я бился с псами — "убийцами" и начал овладевать Силой. Тогда мне было очень тяжело, но сейчас неизмеримо тяжелее. Псы теперь казались мне милыми шавками со слегка стервозным нравом, а их потуги взять меня совокупной психоэнергией выглядели понятными и несерьезными. Здесь же мы столкнулись с чем-то настолько невероятным и мощным, что все наши изумительные суперспособности вряд ли могли помочь.

— Наш недруг не слишком сноровист, — сказал Маклин. — Если бы я устраивал схожую облаву, то давно настиг бы кого угодно. По-моему, слухи о его величии сильно преувеличены.

— Это ты зря, — возразил я. — Почему ты думаешь, что боевому слону хочется охотиться за муравьем? Он просто наступает на него. Если же муравей чудом ускользает, то преисполняется гордостью и на всех вечеринках взахлеб рассказывает, как победил слона. И все это длится до той поры, пока муравей не попадает под другого слона и… — Я запнулся, будто получив удар в живот.

— Чувствуешь что-то? — обеспокоенно спросил Герт.

— Чувствую, — хрипло выдавил я.

— Где он? — спросил Ковальский.

— Здесь.

— Да, здесь… — поддакнули цитиане.

— Да вы что? — воскликнул Ковальский. — Ничего не вижу!

— Я же говорю — он здесь.

Странно, но опять чувствовали "осьминога" только я и цитиане.

— Деваться некуда, — произнес я через силу, будто повторяя чужие слова, приходящие со стороны. — Мы в загоне. Теперь нужно драться.

— Как драться? — спросил Герт, сжимая разрядник.

Остальные тоже изготовились к бою. Ерунда! Никакая техника, ни разрядники, ни силовые поля не могли нам помочь. И мои друзья еще не ощущали того, что уже ощущал я. И не видели того, что видел я. А видел я синее марево, похожее на дрожащий горячий воздух над разогретым асфальтовым шоссе. Не было путей отступления. Не было спасения. Не было надежды.

Все пошло кувырком. На нас с грохотом обрушилась та подбиравшаяся к нам тишина — если только такое сравнение можно применить, хотя оно единственное, которое описывает весь комплекс наших ощущений. На миг сошлись чувства, которые не могут сойтись, противоположности слились воедино. Затем ткань вещества и пространства начала как бы обламываться кусками, осыпаться, подобно штукатурке со стен старинного дома. Мир разваливался, как там, на утесе. Но в то же время пещера сохраняла свой прежний вид, ровно сияли светошарики, прикрепленные к нашим комбинезонам.

Длилось все это какую-то секунду. Затем началась расправа. Округлый булыжник метра два в диаметре вдруг превратился в шар ртути и перекатился вперед необычайно стремительно, смертельно. В этом перетекании виделись движения хищника. Герт, обладающий потрясающей реакцией, переместился на метр и