Соблазн для зверя, или Альфа на перевоспитании - Эми Мун

* * *

Рыженькая вцепилась в его руку до побелевших костяшек. Булат чувствовал острые ноготки, впившиеся в кожу, но сейчас это его совершенно не волновало.

Ну, братец… Помощник хренов! Чтоб его…

— Жду вашего ответа завтра, мистер Чаргоджаев, — ухмыльнулся собеседник. — Подумайте хорошенько. На кону не только ваше здоровье, но и чужое, — и отключился.

А волк внутри по-прежнему щерился в угрожающем рыке. Требовал вскочить и бежать разыскивать ублюдка, чтобы устроить кровавую дуэль.

— Ты на хрена его впутал? — зарычал, оборачиваясь к Тимуру.

— Погоди психовать! Знаю, Лемман производит впечатление жесткого человека…

Жесткого всего лишь?! Да это, блядь, долбанный комплимент!

Лемман производил впечатления маньяка! Психа, способного убить только потому, что захотелось. В оранжево-багровых глазах клубилась лютая стужа, а на холеной, прямо-таки идеальной морде, застыло нечитабельное выражение.

Весь разговор Булата не покидало ощущение, что из-под прядей угольно-черных волос вот-вот проклюнуться рога. Альфа смахивал на дьявола. И Булат чертовски сильно не хотел иметь с ними ничего общего.

— …но он прав, — напряженно добавил Тимур. — Тэйлор не оставит вас в покое. И клуб тоже. Но если он поймет, что у тебя есть сильный покровитель…

— Да на хрен он мне сдался!

— …Если Тэйлор поймет, — терпеливо продолжил Тимур, — то придержит своих шавок. Ты же знаешь, что я не стал бы подвергать риску ни тебя, ни твою семью.

Булат недовольно нахмурился.

Да, Тимур бы не стал. Но доверия к этому Лемману не было вообще никакого. И вариантов избежать «помощи» тоже не было. Клуб действительно мог подвергнуться преследованию. Пусть не сейчас, а через год или два… И его — Булата — рядом не окажется! Ведь Мэри отправляется в Стаю брата, а значит и он тоже.

— Маловероятно, что твой знакомый, — выделил едко, — будет помогать по доброте душевной.

Тимур кивнул:

— Не будет. Варг во всем ищет выгоду. И если он пригласил вас к себе — значит, очень в этом заинтересован. Нельзя упускать такой шанс. Поверь мне, Булат. Пожалуйста.

Вот черт! Булат машинально приобнял жавшуюся к нему Викторию.

Девочка тоже испугалась. Сидела тише мышки и старалась лишний раз не смотреть на экран мобильного, по которому шел видео звонок. И как Булат мог согласиться на предложение Леммана? А вдруг Виктории будет слишком некомфортно? Или альфа готовит какую-то хитрую ловушку?

Вокруг запястья сжались тонкие пальцы.

— Я думаю, твой брат прав, — медленно произнесла Виктория. — Надо принять предложение этого… — запнулась, — этого оборотня. Хоть он мне совершенно не нравится.

— Он никому не нравится, — философски заметил Тимур. — Приятное впечатление — это по части Алены Лемман, его жены. Она тоже омега.

Волк мгновенно заткнулся. Самец связан узами брака? Еще и с омегой… Значит, вряд ли позарится на чужое.

Булат покачал головой.

— Это ни о чем не говорит. Хоть десять омег.

Но Тимур неожиданно ухмыльнулся:

— Когда увидишь эту парочку, по-другому заговоришь. Лемман обожает свою жену, и других женщин для него попросту не существует. Ну что? Рискнешь?

А то у него был выбор!

— Куда я денусь… — проворчал недовольно. — Так и быть, потолкуем с твоим… знакомым. А пока будь добр — составь Тане компанию, а мне надо поговорить с Викки.

* * *

Виктория крепко сжимала дорожную сумку. У нее не было особых вещей, как не было возможности отказаться от предложения Булата.

— Рыженькая… Я понимаю, что все это бесполезно и… наверное, глупо, да? Но я все равно хотел бы знать: если бы у тебя был выбор, ты бы согласилась поехать со мной?

Булата действительно волновал этот вопрос. Ее добрая воля, пусть только на словах.

— Поехала бы, — призналась честно. — Но мне ужасно жаль. Теперь я не смогу никому помочь. И Локки останется один…

Тогда Булат ей ничего не сказал. Только обнял бережно и крепко. А потом ушел — нужно было утрясти последние дела. Ведь отлет должен был состояться сегодня ночью.

И вот теперь она в машине около аэропорта. Ждет, пока ее тайком протащат в самолет этого жуткого Леммана, а рядом Локки.

Ее верный и единственный друг.

— Эй, Пикси…

Ласковое прозвище отозвалось в сердце волной щемящей тоски. Виктория отвернулась и часто-часто заморгала. Нельзя плакать!

— … ну ты чего? — Локки пересел ближе и обнял ее за плечи. — Все же хорошо закончилось.

А Виктория сглотнула противный горький ком.

— Угу. Для меня. А как же…

— А так. Как и прежде. Я что-нибудь придумаю, и омеги не останутся без помощи. Да и потом — ты же не собираешься сидеть сложа руки, ведь так?

Не собиралась. Она будет работать, зарабатывать деньги и перечислять их Локки. А еще обязательно организует для беглых омег надежное убежище. Вот просто кровь из носа! Булат наверняка поддержит эту идею. Виктория в это верила.

Но как же этого казалось мало…

— Все равно я чувствую себя предательницей, — пробормотала, утыкаясь в плечо друга.

— Ну и зря. Знаешь, ведь я тебе спасибо хотел сказать…

От удивления даже желание разреветься пропало. За что спасибо? За то, что одного оставила, да еще под угрозу аукциона подвела? Мужик омега! За таких платили больше, чем за женщин.

— …Спасибо за то, что помогла увидеть все несколько, м-м-м, с другой точки зрения. Среди оборотней есть очень… — тут Локки почему-то запнулся, — очень порядочные и милые люди.

Виктория подняла голову и взглянула на парня. Она не ослышалась? Милые? Интересно… И с чего это он вдруг так стушевался?

Но раскрутить парня на откровенный разговор не успела — двери фургончика распахнулись.

— Я надеюсь, вы успели попр-р-рощаться? — сдержанно зарычал Булат.

От альфы фонило ревностью. Но возмущаться Виктория не стала — не до того.

— Успели, — вздохнула тяжело.

Еще раз глянула на примолкшего Локки, а потом плюнула на все и обняла крепко-крепко.

— Я буду скучать, — пробормотала, зарываясь носом в его обычную фланелевую рубашку. От Локки приятно пахло мятой и немного морем. Его любимый одеколон… — Приезжай почаще и… береги себя, ладно?

— Есть, мэм, — ласково взъерошил ей волосы. — А теперь беги. А то меня сожрут.

И вроде шутить пытается, а все равно горько!

Какое бы безоблачное будущее ни ждало впереди, есть нити, которые рвутся слишком больно.