Белый фрегат - Наталия Осояну

Но еще страннее то, что происходящее почему-то кажется… правильным. Словно так и должно быть. Словно это уже было. Не с ней, конечно, – с ней такого совершенно точно не случалось. И все-таки само ощущение себя как части-большого-целого, ячейки некоей сети, что пока мала, но может разрастись, охватив множество других фрегатов, кажется естественным, как мачта. Как абордажный крюк. Как глаз. И почему она раньше не чувствовала, что неполна?..

Впрочем, нет: по-настоящему неполна она была вчера вечером, когда на какое-то время потеряла ~его~ посреди своих грез. Она знала, что ~он~ не умер и ~его~ нить не прервалась, – но странным образом ~он~ был с нею не весь. Она понимала, что происходит: такое уже случалось не раз, но никогда прежде – с такой силой. Как будто ее капитаном вдруг сделался чужак, причем не магус и не человек, а нечто иное. Потом все стало как обычно, и только в глубине ~его~ души она теперь чувствовала угрызения совести.

Они еще поговорят об этом.

А пока что у нее три тела, и, повинуясь ~его~ приказам, она плывет налево, направо, ускоряется и замедляется, открывает и складывает паруса, выпускает абордажные крючья. Ее команда снова велика – гораздо больше, чем бывало раньше, – и движется так слаженно, что девять средоточий ее разума, переполнившись силой, сияют с неимоверной яркостью. ~Он~ это видит и щурит разноцветные, как у нее самой, глаза, улыбается тепло и почему-то грустно.

– Он~ хочет что-то сказать, но не находит нужных слов. А ей слова не нужны.

У нее три тела, и пока что – в эту секунду, в этот миг – все хорошо.

* * *

За полчаса до полудня они прекратили эксперименты, заставившие все живое в гавани замереть и с восхищением уставиться на два корабля, которые двигались так слаженно, что даже непосвященный понимал: ими управляет единый разум.

Фейра снял с загривка ремору, морщась и бормоча ругательства, бросил в подставленную банку, но сам не спешил вставать. Рейнен подошел к нему и сел рядом на краю причала.

Айлантри отошел, чтобы отправить ремору обратно Вире Корвисс вместе с одним из блюстителей, и вскоре вернулся. Ворон и феникс по-прежнему сидели молча и рассматривали «Невесту ветра», которая безмятежно покачивалась на волнах, закрыв глаза.

Птенчик-в-очках кашлянул.

Никакого эффекта.

– Скоро полдень, – сказал он. – Нам пора.

– Я вспоминаю тебя мальчишкой, – проговорил Рейнен, не обращая никакого внимания на своего секретаря. – Вспоминаю тот день, когда впервые тебя увидел, и тот, когда мы расстались… если бы я тогда знал, как надолго…

– Я вспоминаю тот день, когда поджег твою комнату для гостей, – тихо ответил Фейра. – Казнь дяди Алэно застала меня врасплох. Даже сейчас больно думать о том, как мне тогда досталось. Подумать только, сорок лет прошло. – Он бросил взгляд на ворона, который сидел ссутулившись. – Я думал, что не выживу. Каждая новая… вспышка огня внутри была как маленькая смерть. А потом я чувствовал себя так, словно создан из пепла.

– Ты и выглядел созданным из пепла, – сказал Рейнен и снова коснулся правой щеки. – Мальчик с серым лицом и потухшими глазами… Я думал, климат Сармы пойдет тебе на пользу. Я правда так думал.

– Ты ни в чем не виноват, – мягко проговорил феникс, и ворон почему-то вздрогнул. Он повернулся, и Айлантри от изумления приоткрыл рот: он никогда не видел, чтобы старейшина на кого-то смотрел с такой жуткой смесью мольбы и надежды. Он перевел дух, явно собираясь что-то сказать Фейре, и…

…Превратился в Духа Закона.

Высокое и костлявое божество, на котором мантия старейшины болталась как на вешалке, поднялось и, тряхнув пегой гривой, уставилось на Фейру непроницаемыми глазами. Его тонкие губы были плотно сжаты, бледное лицо напоминало маску. Он поднял руку, указывая на феникса длинным пальцем, увенчанным желтым изогнутым когтем, и исчез, словно никогда и не появлялся на причале.

Фейра на миг застыл, а потом усмехнулся и впервые за долгое время посмотрел на Айлантри:

– Что ж, ты прав. Нам пора.

В глубине его разноцветных глаз мелькнули едва заметные алые искры.

Спустя три дня о присутствии Фейры в Росмере и о суде над ним узнали, наверное, даже рыбы. Весь город гудел еще накануне вечером, а в полдень возле здания суда собралась огромная толпа. Айлантри это предусмотрел, и они с фениксом отправились к входу для прислужников, где их уже ждала предупрежденная заранее целительница в сопровождении Нии. Но с полным залом зрителей он не мог поделать ровным счетом ничего.

Фейра не утратил присутствия духа, увидев зал. А целительница растерялась.

– Почему их так много? – прошептала она, застыв на месте. Ее лицо сделалось белым как снег. – Я не сумею туда войти.

Айлантри не успел ничего сказать, как Фейра без единого слова взял девушку под руку и повел внутрь, словно это был не зал суда, а храм Эльги. Чувствуя себя не защитником, а свидетелем на свадьбе, секретарь старейшины пошел следом за странной парой. Он видел, как собравшиеся на них смотрят, и слышал, что они говорят. «Если он настоящий, он может призвать пламя и освободиться в любой момент…» – «Да, но тогда от нас не останется даже горстки пепла – и ты в это веришь?» – «Вот посмотрим!» – «Погляди, погляди – это та самая целительница, что сбежала из Тейравена. Ну и рисковая баба…»

По приказу Айлантри для Эсме приберегли место в первом ряду; поодаль, у стены, он увидел знакомые лица – трое моряков с «Невесты ветра», считая грогана, пришли поддержать своего капитана. Вид у них был мрачный.

Айлантри и Фейра добрались до своих мест как раз вовремя – обвинитель и свидетель обвинения уже были готовы к началу, а через несколько секунд возник на своем месте и Росмерский Судия, чье лицо было по-прежнему непроницаемо.

Зал громко ахнул и затих.

– Мы начинаем! – провозгласил Дух Закона. Он едва приоткрыл рот, но его голос раскатился под сводами зала суда словно гром. Воцарилась такая тишина, что даже сквозняк, казалось, крался на цыпочках. – Слушается дело об убийстве алхимика Лейста Крейна, обвиняемый – глава клана Феникса, Пламенный Князь Кристобаль Фейра. Вызывается главный свидетель – капитан Таллар Крейн.

Свидетель обвинения поднялся и со свойственной большинству магусов грацией спокойно прошел на помост, расположенный справа, где его могли увидеть все собравшиеся. Обвинитель, толстяк Бален, напустил на себя подобающую торжественность и начал задавать вопросы: сначала предусмотренные регламентом, затем – те, что относились непосредственно к делу.

– Кем вы приходитесь убитому?

– Племянником. И, поскольку у него не было ни жены, ни детей, а родителей я потерял еще во младенчестве, Лейст стал мне отцом, а я ему – сыном.

Бален удовлетворенно кивнул, бросив быстрый взгляд на зрителей. Им он уделял даже больше внимания, чем Судии. Приближался первый критический момент. Айлантри навострил уши.