Узкий коридор - Джеймс А. Робинсон

Идея коллективных ответственности и наказания – это, возможно, отголосок древних законов мести, согласно которым ответственность за возмещение ущерба несет целая группа людей, обычно представителей одного рода. Но существует большая разница между родом и объединенной географическим принципом общиной деревни, особенно когда дело доходит до влияния этих факторов на клетку норм. По сути Вильгельм удалил из законов право на месть и последовательно пытался отучить представителей одного рода и клана от самостоятельного отправления правосудия и от кровной мести. Последствием стало разрушение родственных связей. Французский историк феодализма Марк Блок отметил, что в данный период

Это находило отражение и в личных именах. В начале норманнского периода у человека могло быть одно-единственное имя, часто ассоциируемое с именем более широкой родственной группы или клана. Но к XII веку стали появляться своего рода фамилии. Сперва это было индивидуальным выбором, и, похоже, такая практика распространилась от аристократии до более широких слоев. Неаристократы часто брали фамилии, указывающие на ремесло, например Смит («Кузнец»), Бейкер («Пекарь») или Купер («Бондарь»), отражающие род их занятий. Блок подчеркивает фундаментальную роль государства в этом процессе, или, как он выражается:

Государство преобразовывало природу общества и тем самым постепенно разрушало мириады ограничений в поведении, обязательствах и социальной иерархии.

Начиная с правления Генриха II произошел очередной резкий поворот в природе права. Во время правления предшественника Генриха, Стефана, Англию раздирали споры о престолонаследии и гражданская война. Генриху нужно было восстановить страну, и он хотел вернуть утраченные территории в Шотландии, Уэльсе и особенно во Франции. Кроме того, он намеревался оказывать помощь государствам крестоносцев на Святой земле. Для всего этого ему требовались деньги, и в 1166 году он ввел налог на доходы и движимое имущество. До этого король существовал на доходы от своей земли, на выплаты феодалов и судебные штрафы. Новый налог был противоречивым, и Генрих принял его на совете архиепископов, епископов и вельмож его французских владений «при всеобщем согласии». Когда дело касалось всеобщего налога, Генриху требовалось одобрение общества.

Начав повышать налоги, Генрих также провел ряд правовых реформ, значительно увеличивших власть королевского правительства над судебной системой. Наиболее известной из них стало создание примерно в 1176 году разъездных судов (eyres). Ездившие по стране королевские судьи обладали широкими полномочиями и решали различные типы дел. Но реформы Генриха включили и эффект Красной королевы. Общество стало участвовать в разрешении конфликтов по-новому, потому что судьям теперь приходилось создавать тип суда под названием «ассизы» и призывать к себе на помощь «двенадцать полноправных человек». Это уже отражено в «Кларендонской ассизе» 1166 года – в законодательном акте, предписывающем,

Этот акт сыграл значительную роль в установлении системы присяжных, даже если предпосылками к ней уже был институт tithing. Также стоит отметить, что он делает упор на сборе доказательств, а не на определении вины. Ассиза еще не дает права «присяжным» права на объявление вины или невиновности, а только на предоставление информации. Право выносить вердикт придет позже.

Понятие разбирательства посредством «жюри равных» (jury of your peers) – ключевой элемент возникновения так называемого английского «общего права». Другой основной элемент, ассоциируемый с реформами Генриха, это идея о том, что законы создают судьи. Когда судьи разбирали дела, им приходилось интерпретировать существующие законы, часто размытые и допускающие различные толкования. Их постановления (прецеденты) о том, как следует толковать законы, и сами эти дела легли в основу новых законов. Зарождающаяся автономия того, что впоследствии стало юридической профессией в Англии, постановления представителей которых воплотились в общем праве, стала еще одним важным шагом на пути развития нового способа разрешения конфликтов. Она означала, что правитель не может по своей прихоти навязывать обществу произвольные законы, потому что его будут сдерживать нормы, проявляемые в виде власти представителей юридической профессии. Так действовал эффект Красной королевы, приводящий к еще более радикальным последствиям. Во-первых, что стало значительным шагом на пути ко всеобщему равенству перед законом, растущий авторитет судей также означал, что законы могут быть применимы ко всем и даже к королю. Во-вторых, он позволил судьям и далее расшатывать клетку норм, запрещать наиболее ограничительные практики, несовместимые по духу с устанавливаемыми законами. Как мы вскоре увидим, власть судей ярче всего проявилась в крахе феодальной системы.

То, что люди того времени уже задумывались о равенстве перед законом, свидетельствуют записи одного из разъездных судей и королевского казначея Ричарда Фитц-Нигеля. Как он пишет в своем «Диалоге о Палате шахматной доски» (как называлось казначейство того времени), опубликованном в 1180 году

Король мог создавать законы. Но они были «произвольными», а не «справедливыми»!

Со стороны может показаться, что эти меры сыграли определяющую роль в усилении центрального государства за счет общества – например, за счет отъема судебной власти как у местных судов, так и у сеньоральных судов, контролируемых баронами. Однако на эту централизацию по-прежнему действовали два основных ограничения. Во-первых, реформы Генриха сдерживались нормами, а общее право означало, что решения судей в местных общинах создавали прецеденты для дальнейших решений, нравилось это правителю или нет. Это приводило к тому, что принимаемые законы не слишком отходили от преобладающих норм. Во-вторых, способность судов навязывать волю государства обществу была сильно ограниченной. Например, почти все судебные тяжбы и разбирательства инициировали обычные люди. Судья, заседавшие на ассизах и на квартальных сессиях, не имели независимых следственных полномочий. Им приходилось ждать, когда люди сами придут к ними, так что критическим было требование правосудия.