Черный передел - Алла Бегунова

Вслед ему раздался оглушительный выстрел, эхо которого гулко прокатилось над горным плато. Из дверей мечети поднялось облако черного дыма, а по заборам и каменному полотну дороги застучали маленькие пульки. Прижавшись к стене дома, Аржанова с Мещерским переглянулась. Судя по всему, нападавшие привели в действие дондербуз – устарелое, еще 30-х годов XVIII столетия кремнево-ударное оружие с конической каморой в казенной части и сильно расширяющимся к концу стволом. Дондербуз имел вид короткого ружья весьма изрядного веса – до 4 кг – и за один выстрел мог выбрасывать из дула около ста граммов свинцовых дробин, но совсем недалеко. В России подобный вид называли «мушкетоном» и, как правило, снабжали им – в ограниченном количестве – гарнизоны крепостей.

– Вот она, вторая диверсионная группа, – сделал вывод князь Мещерский.

Анастасия приложила ладонь к щеке – обломок черепицы, пролетая мимо, острым краем оцарапал ей кожу, потом вздохнула и сказала:

– Возможно, есть еще и третья.

– Но с оружием у них слабовато, – утешил курскую дворянку секунд-ротмистр. – Дондербуз – такое старье!

– Разве я вам не рассказывала? Светлейший хан весь последний год настойчиво изымал его у своих подданных…

– Хоть это он сделал правильно!

– Да? Зато татары недовольны. Считают, будто правитель таким образом ущемляет их исконные права и свободы, между прочим, в этом – одна из причин мятежа…

– Можно подумать! – фыркнул Мещерский. – У бунта всегда найдется тысяча причин. Но первая из них в данном случае – деньги, полученные заговорщиками от заинтересованных лиц…

Их теоретические споры обычно возникали буквально на пустом месте, часто заканчиваясь размолвками, после которых они даже не разговаривали друг с другом. Однако сейчас трудно было бы придумать более неподходящий момент для выяснения некой абстрактной истины. Засевшие в мечети противники продолжали забрасывать русских путешественников камнями и обломками черепицы, не давая им найти более надежное укрытие. Но вдруг обстрел прекратился. Те, кто вел его, спрятались среди развалин на крыше.

По узкому проулочку справа от Главной площади шествовал новый штурмовой отряд. Впереди – Николай, за ним – Досифей, а прикрывал арьергард Сергей Гончаров, беспрестанно оглядывавшийся. Три длинных армейских пистолета сын Глафиры засунул за кушак, на одном плече висел егерский штуцер, на другом – сума, до отказа набитая бумажными патронами. Досифей держал в руках две пехотные фузеи со штыками, белый маг – кавалерийский карабин.

От радости Анастасия чуть не бросилась на шею своим верным слугам. Они объяснили, что сигналом к выступлению им послужил очень громкий выстрел. Вручив Глафире четвертый, последний пистолет, они оставили ее вместе со старшим приказчиком Эзрой Мичри и дервишем Энвером в усадьбе, сами же двинулись по Бурунчакской улице навстречу тому бою, какой, по их мнению, сейчас начинался в центре «Старого города», среди стен и заборов.

Сержант Чернозуб, невозмутимо стоявший у стены, потянулся было за фузеей со штыком, наиболее серьезным оружием из всего, доставленного слугами Аржановой. Но вдруг как-то странно передернул плечами:

– Шось там у мени е. Дуже щекотится. Або колется. А шо воно, нэ розумию…

– Повернись! – приказала ему Аржанова.

На могучей спине украинца, ближе к лопаткам, взрезанная ткань кафтана чуть-чуть топорщилась в двух местах. Анастасия коснулась их пальцами. Те самые свинцовые дробинки из дондербуза сидели там в запекшейся крови.

– Да ты ранен, сержант!

– Цьего нэ може буты, – спокойно возразил Чернозуб.

– Говорю тебе! Две пульки, но неглубоко. Видно, убегал от них быстро, – пошутила Анастасия. – Можешь идти в усадьбу, к Глафире. Она обработает раны, а вечером я их извлеку, – пообещала молодая женщина.

– Шоб я пишов, колы мои друзи з басурманамы битысь будэ? Да ни у жисть!

Анастасия с материнской нежностью взглянула на великана. В отличие от князя Мещерского, этот человек никогда, ни при каких обстоятельствах не доставлял ей хлопот. Слава богу, что Потемкин согласился отпустить сержанта в крымскую экспедицию. Светлейший князь тоже очень ценил Чернозуба, одного из самых надежных людей в отряде своих телохранителей.

– А выдержишь? – спросила она.

Он утвердительно кивнул:

– Тильки визьму шо полегше…

Они быстро распределили оружие и уточнили боевую задачу для каждого. Николай оставил себе егерский штуцер с восемью нарезами в стволе, отличавшийся метким боем. Курская дворянка просила его вперед не лезть, выжидать, пока появится тот, кто руководит группой террористов, засевших в мечети, и затем снять его одним выстрелом. Кроме того, сын Глафиры отвечал за боезапас и заряжание. Князь Мещерский примерился к пехотной фузее. Ее штык длиной в 45 см позволял активно участвовать в рукопашной схватке. Досифей встал рядом с секунд-ротмистром, у него имелась такая же фузея. Сергей Гончаров уверил Анастасию, что справится с карабином не хуже других.

К сожалению, любимые «Тузик» и «Мурзик» остались лежать в сумочке: пуль нужного размера не было. Во-вторых, «Тузик» и «Мурзик» все-таки предназначались для действия на очень близком расстоянии. Потому она, с сожалением положив их обратно, взяла длинный армейский пистолет. Если держать его двумя руками, то, пожалуй, хороший выстрел у нее получится.

Сержант Чернозуб молча засунул за кушак два оставшихся пистолета и доложил о своей готовности к уличному бою.

Разумеется, за их приготовлениями внимательно наблюдали люди, затаившиеся в мечети. Дверь мусульманского храма по-прежнему оставалась полузакрытой, в окнах мелькали какие-то тени. Русские помнили про дондербуз, и толстый короткий ствол его теперь высунулся из слухового окошка под коньком крыши. Второй выстрел враги произвели сверху вдоль стены дома, где стояли изготовившись к атаке Мещерский, Досифей, Гончаров, Анастасия и Чернозуб.

Как пригоршня камешков, брошенная с невероятной силой, застучали дробинки по дороге и никого, к счастью, не задели. Выбежав вперед, русские дали в ответ дружный залп, а потом залегли, пользуясь неровностями дорожной колеи, как прикрытием. Две их пули выбили рамы на окнах, одна угодила в стену, взметнув фонтанчик белой пыли. Но две последние, видимо, попали в петли на двери. Она вывалилась наружу, полностью открыв темное пространство внутри помещения. Кто-то, одетый в феску и синий кафтан, поспешил к дверному проему, желая закрыть вход широкой доской.

Николай, согласно диспозиции, в перестрелке не участвовал и прятался за выступом, у калитки. Штуцер он держал наготове. В сумраке заброшенного храма заалела феска. Эта цель показалась молодому слуге подходящей. Он поднял штуцер к плечу, сощурил левый глаз, совместил мушку с прицельной планкой и осторожно положил палец на спусковой крючок.

Наконец-то барыня взяла Николая в настоящий бой и доверила важное дело. Нет, не зря он занимался стрельбой по три раза в неделю в старом амбаре в Аржановке. Штуцер Николай изучил, как свои пять пальцев, привык к нему и даже придумал оружию прозвище – «Дружок».