Варан - Марина и Сергей Дяченко

Он старался думать только о Зигбаме, престарелом маге Лесного удела. Мысль о том, что предстоит поездка на Круглый Клык, лежала в его голове, будто последний бочонок пороха, — спрятанная, спеленутая запретами, закрытая наглухо.

Цель путешествия приближалась. Крыламы шли над лесом так низко, что провисшая на цепях повозка почти касалась верхушек. Варан сидел перед смотровым окошком. Сверху лес был похож на облака, подсвеченные солнцем. Там, внизу, влачили свои дни — либо, наоборот, радовались жизни — здешние лесные поддонки.

Иногда лес раздавался полянами, тогда Варан мог разглядеть огороды и пашни и суетящихся на них людей. Летящая по небу повозка накрывала работников тенью, и всюду, где она появлялась, размеренная жизнь уступала место суете и даже, возможно, панике. Варан давно понял, почему Подставка отправил его с поручением в этом летающем гробу, — и наместник, и Зигбам должны были знать заранее о приближении «крылатой судьбы» и гадать, что за сюрприз приготовил им Его Незыблемость Императорский Столп…

За роскошь следовало платить, и к моменту, когда повозка опустилась на взлетную доску Лесного удела, Варан чувствовал себя человеком, три дня провисевшим вниз головой. Капюшон на плаще — такой же, как у Подставки, — помог скрыть зеленушно-бледное лицо и воспаленные глаза. Варан выбрался из повозки, опираясь на руки празднично одетых слуг. Взлетную доску покрасили недавно и наспех, краска не успела как следует высохнуть, подошвы Барановых башмаков прилипали после каждого шага. В стороне брезгливо перебирали лапами крыламы, вокруг них суетились и слишком громко кричали птичники в ливреях…

Медленно, шаг за шагом, Варан спустился по винтовой лестнице к воротам дворца наместника. Ковровая дорожка, ведущая от двери прямо в парадный зал, была истоптана тысячами ног тысячу лет назад. Подошвы Варана, к которым пристала краска со взлетной доски, приклеивали к себе целые пучки ворсинок и потом выдергивали их с неприятным скрипящим звуком.

У него не было голоса, поэтому вместо приветствия он коротко поклонился наместнику и протянул письмо с радужной печатью; его усталость была принята за высокомерие. Наместник, щуплый блондин со щеточкой бледно-рыжих усов, побледнел чуть больше и склонился чуть ниже, чем позволяло его высокое положение.

Он был шестой наместник за пять лет. Его предшественника сместили — возможно, тот до сих пор гнил где-то в недрах императорской тюрьмы. Прапредшественника отравили за ужином. Прапрапредшественника тоже сместили; очередь рыжеусого была быть отравленным, однако и от смещения зарекаться он никак не мог — равно как и от стрелы, которая влетит однажды в окошко. Равно как и от кинжала в спину.

Лесной удел был разорен войной. Много лет назад, когда Варан был бродягой и шел от дома к дому, по традиции разводя огонь в печах, — в те дни здесь было сытно и привольно, пели песни о веселом сыне Шуу, бессмертном, неуязвимом, явившемся в мир, чтобы поделиться с другими частичкой своего бессмертия. В странствиях Варану доводилось даже видеть двоих сыновей Шуу — один был мордатый парень лет двадцати, другой — с виду бандит бандитом, одноглазый, поросший пегим нечистым волосом…

Потом здесь долго воевали — с отрядами Императора, с сыном Шуу, с соседями и друг с другом. Поля, родившие трижды в год, оставались незасеянными. Лес выгорал. Династия местных аристократов — древних князей удела — была перебита не без участия Подставки. Императорский Столп играл в наместников, как девочка в куклы, сменяя на расшатанном троне одного своего раба другим рабом. Гнездо мятежа по-прежнему тлело, ежесекундно грозя пожаром, несмотря на то, что одних только сыновей Шуу перевешали пять человек, а скольких подозреваемых увезли в столицу!

Рыжеусый наместник смотрел на Варана обреченным взглядом мертвой рыбы. Передав письмо, Варан больше ни о чем не стал говорить — потребовал ванну, ароматических масел, постель.

Ванна оказалась деревянной бадьей, в которой можно было сидеть, прижав колени к животу. Варан велел обливать себя попеременно горячей и холодной водой, был слегка ошпарен и прогнал слуг. Сам себя растер полотенцем, завернулся в простыни и лег, глядя в неровный серо-голубой потолок гостевых покоев.

Ему казалось, что он плавно падает и снова поднимается в облака. При мысли об обратном пути делалось мерзко во рту. Письмо Подставки, выученное наизусть, проявлялось на потолке, словно написанное тайными чернилами.

Когда Варан наконец заснул, во сне его не было ничего, кроме плывущей под крыльями плавно покачивающейся земли.

* * *

— Благословите Императора, наместник. Его Незыблемость Императорский Столп поощряет вас к дальнейшим свершениям…

Рыжеусый смотрел на Варана все с тем же мертвым выражением глаз. Он столько раз похоронил себя, что очередная отсрочка приговора не могла ни обрадовать его, ни огорчить.

— Его Незыблемость желал бы также знать, не нужна ли вам помощь в управлении уделом и нет ли у вас специальных соображений, которые вы хотели донести до императорского слуха.

Рыжеусый мигнул. Стеклянная пелена, сквозь которую он смотрел на Варана, на мгновение рассеялась — и сомкнулась снова.

— Хотите выпить? — спросил наместник. Варан отрицательно покачал головой. Принимать за столом наместника еду или питье не входило в его планы.

— Лесным уделом невозможно управлять, — через силу сказал наместник. — Как показали последние события, даже крылатая гвардия бессильна, когда имеет дело с этим безумием — очередным сыном Шуу… Вы слышали?..

Варан вспомнил Гордина Золотые Крылья. Коротко кивнул.

— Тем не менее Его Незыблемость может быть уверен, что Дворец и Башня Лесного удела преданы ему…

— Вот как? — Варан поднял брови, изображая сильное удивление. — И Башня тоже?

Рыжеусый смотрел ему в глаза. Благостное начало разговора ни капельки не обмануло наместника — Подставка успел приучить всех своих чиновников, что от пассажиров «крылатой повозки» следует ждать исключительно бед и наказаний, а добрых вестей — никогда. Но на этот раз во взгляде рыжеусого мелькнуло нечто иное, нежели привычное ожидание неприятностей.

— Ваша милость, — проговорил Варан негромко, — вы понимаете — то, что случилось со звеном Гордина Золотые Крылья, принесло огорчение Императору. Но Император не станет гневаться лично на вас… за то, что вы не уследили за его могуществом Зигбамом.

У рыжеусого дернулся уголок рта. Варан моментально это отметил.

— Я не стал бы обещать вам прощения, не будучи уверен, что вы его получите, — продолжал он доверительно. — Его могущество принимает у себя странных людей? Уезжает на прогулку и долго отсутствует? Ведет себя… неуважительно по отношению к вам?

Рыжеусый молчал. Варан ясно видел теперь, что прячется за стеклянной пеленой его взгляда, — паника. Обычная паника человека, летящего вниз со скалы и тщетно пытающегося за что-нибудь зацепиться.

— Его могущество угрожал вам? — спросил он мягко. — Я знаю, сколь несносны бывают колдуны — особенно если рядом нет больше никого, наделенного магическим даром… Но пособничество бунтовщикам — это несколько переходит границы дозволенной спеси, не так ли?