Каждое мгновение! - Павел Васильевич Халов

найдем. Но это к слову. Вводная — исчез Черепанов, второй механик ледокольного теплохода «Ворошиловск». Наш третий механик засиделся в девках и тоскует об ответственности второго. И я, естественно, прошу его временно занять вакансию второго. И он справится в лучшем виде, тем более, что в охотку… Происходит крохотная, всего на одну ступеньку, подвижка машинной команды. И все. Машина крутится. Все довольны. Согласны, капитан?

— Согласен, — баском подтвердил капитан.

— Рулевой — иное дело, любого другого матроса надо учить стоять на руле. Запасных рулевых на судах не держат. Но чей-то рулевой оказывается далеко впереди судна в обусловленной точке рандеву. Следовательно, рулевой искомый не пропал, не сбежал, а отпущен. И отпущен не вчера, иначе бы он не смог попасть сюда. Значит, он отпущен давно. Я вас не утомил?

— Помилуйте! Как можно!

— Рулевой отпущен давно. Траулер ловит рыбку. Вакансия замещена — иначе и быть не может. Я просто не представляю себе, чтобы штурман или боцман стоял вахту рулевого в течение многих дней. Нашего третьего штурмана, например, не обяжешь.

— Это вы совершенно верно отметили, — согласился капитан весело, поглядев в угол рубки, где вахтенный помощник и матрос вели негромкую беседу с начальником радиостанции: по напряженной спине и багровой шее помощника было видно, как он старается услышать стармеха. — И вывод? Вывод прост. Это не механик, тем более не второй, и это не рулевой.

— Кто же это — черт полосатый?

— Это друг. Друг и все. Но, впрочем, не все! Моя мысль парит дальше: кто согласится провести отпуск в здешних местах? Если не отпуск, значит, этот мистер Икс пенсионер. А какой пенсионер отважится залезать туда, куда ворон костей не заносит? Со стороны моря. Море мы прикрыли — никто в бухту при нас не входил, никто никого не высаживал и никто ничего не выносил. И опять настойчиво просится вывод — для такого путешествия — ведь поблизости нет населенных пунктов на значительном пространстве — нужен крепкий человек свободной профессии. От тридцати до сорока с небольшим лет, физически адекватный. Второе, кроме дружбы с капитаном траулера, этот Икс должен иметь и профессиональный интерес. Интерес к морю в зрелом мужском возрасте просто так не является. Должна быть затравка из биографии. Обратите внимание на этот афоризм: «расстояние — вздор».

Далее: будь мистер Икс человеком известным, например, столичным, капитан траулера не стал бы называть его «рулевой», он откровенно бы признался, кого должен взять на борт. Следовательно, Икс — товарищ из наших краев или не из столь отдаленных. Вот и все.

Капитан некоторое время разглядывал свои руки, не видя протянутого стармехом бланка, потом принял бланк радиограммы, бережно, чуть ли не с благоговением сложил его вдвое, медленно спрятал его во внутренний карман и только тут поднял глаза на стармеха.

— Я прожил шестьдесят девять лет. Пятьдесят два года хожу по палубам. Вы меня потрясли… Вы потрясли меня, старика!..

Он достал носовой платок и высморкался, и все это так печально, с таким сокрушенным выражением на лице, что стармех теперь уже повернулся к капитану всем своим тренированным, хорошо ухоженным корпусом. Взгляд его стал еще более подозрительным. Они были одинакового роста — низенькие и крепенькие, но стармех умел даже на людей значительно выше себя ростом как бы сверху смотреть. А должность его, почти равнозначная с капитанской, позволяла ему и с капитаном оставаться самим собой, и оттого они еще более были дружны и уважительны друг к другу.

— Вероятность ошибки в расчетах ноль целых пять десятых процента.

— Послушайте, а не попробовать ли вам для начала в экипажной самодеятельности, это ж оригинальный жанр!

— Вот вы смеетесь, — устало и совсем по-человечески сказал стармех, — а ведь я прав. Обычное упражнение по логике… Для начинающих… «Расстояние — вздор». Это ж вывеска.

— Не скромничайте, батенька, не скромничайте, вам цены нет. На этих… на подмостках. Ей-богу, простите старика… Но это чистейший Конан-Дойль!

— Будь мы с вами, — проговорил стармех, — будь мы с вами более компетентны в свободных профессиях, мы могли бы установить, кто это по имени и по профилю.

Капитан вновь достал из кармана радиограмму, надел очки, вчитался:

— Кор-ша́к… Кор-ша́к… или Ко́ршак…

В конце трудового дня в капитанский салон постучали.

— Войдите, — сказал капитан из ванной.

— Мастер, — юношеский голос гремел торжеством. — Дед прав.

Капитан просунул из ванной розовое, помолодевшее личико, пряча за дверью все остальное свое. Он увидел Володю, Вовку-дока, рулевого из медицинского. Вовка-док, едва не задевая черным чубчиком за подволок, стоял посредине гостиной, трепеща от нетерпения. В его руке была книжка…

— Сколько раз я просил вас, коллега, не прибегать к жаргону. Рулевой — должность солидная и ответственная. Он принадлежит к корабельной аристократии, а вы треплетесь, коллега, как состарившийся бичмен.

— Виноват, Дмитрий Николаевич. Честно, старший механик прав. Вот… Вы громко разговаривали. И фамилия мне показалась знакомой. Я ведь жил в этом городе. И вот нашел — в нашей судовой библиотеке…

К тому часу, когда Коршак шел за Владимиром Итальяновичем по «Ворошиловску», о нем знали на корабле уже достаточно много. Система стармеха обрела на теплоходе долгую жизнь. И сам стармех был не рад этому. Но любопытство к Коршаку явилось продолжением этой игры. Теперь выясняют, тоже путем логических построений: тот капитан «Кухтуя», который обратился опрометчиво к капитану «Ворошиловска», не является ли одним из главных героев книжки? Коршак и сам уже плохо помнил, что есть в той книге, а что он только держал в своей душе тогда, когда она писалась; писал он, видя перед собой внимательные, немного насмешливые, немного удивленные глаза Сергеича. А людей, настоящих — во плоти и крови, которых он знал на самом деле, заслоняло немного театральное море, когда если солнце, то его слишком много, если шторм, — то до бутафорного грозный. Он вспомнил это свое тогдашнее мироощущение.

Книжку затаскали, она распухла, подыстрепалась и на обложке уже нельзя было разглядеть рахитичную чайку, которая, растопырив крылья и почему-то выпустив когти, точно коршун при нападении на суслика, висела над странным, времен парусного флота, рангоутом. Ее читали, передавая из рук в руки — там и чтения-то на время от вахты до вахты — и всякий раз с новым ее читателем возникали одни и те же разговоры. К Коршаку еще не обращались, но обсуждали прочитанное в книге и узнанное теперь в его присутствии. И все это не давало Коршаку возможности осмотреться, обрести себя, разглядеть хотя бы Вовку-дока, с которым жил. Впрочем, он и видел-то его пока что лишь спящего — меж вахтами…

Нехотя покачиваясь, расталкивая льдины форштевнем и боками, «Ворошиловск» легко дышал своими мощными, еще не