Синтез. Создание Бога в эпоху Интернета - Александр Бард

мировоззрение. Метафизический индивидуализм мертв; он исчезает вместе с физическим атомизмом, поскольку они представляют собой две стороны одной и той же устаревшей монеты. Оба они исходят из онто-эпистемологии Канта второй половины XVIII века, которая, в свою очередь, основана на классическом предложении Декарта "Cogito, ergo sum", где субъективный опыт является единственной неоспоримой вещью в бытии и поэтому представляет собой отправную точку для всех утверждений о чем-либо вообще. Этот аксиоматический субъект затем соотносится с другими объектами, которые так же, как субъект и его картезианская театральная сцена, трактуются сначала как нуменальные, а затем как феноменальные, неделимые сущности с твердой субстанцией, то есть как индивиды и атомы.

Но поскольку синтетизм, исследуя мир, не находит ни индивидов, ни атомов, становится необходимым порвать с индивидуалистическо-атомистической парадигмой, чтобы подключиться к метафизической альтернативе, которая действительно имеет поддержку в научных наблюдениях за миром, то есть к сетевой динамике и сопутствующему ей социальному реляционизму. Как и в реляционистской физике, в психологии и социологии существуют только отношения поверх других отношений и вероятности поверх других вероятностей, и эти отношения и вероятности не ограничиваются внешним взаимодействием: они также в значительной степени внутренне взаимодействуют. Сначала возникает сеть, затем узел, и только после этого появляется субъективный опыт. Таким образом, то, что здесь применяется, является инвертированной процедурой по сравнению с нарциссическими фантазиями Декарта и Канта о генезисе субъекта и его положении во Вселенной: "Я есть, следовательно, я мыслю". Сам человек - это феномен сетевой динамики, локализованный внутри других сетевых динамических феноменов. Но когда он также осознает это, он может начать действовать как нечто гораздо большее, чем просто реляционистский субъект, а именно как синтетический агент, этический идеал человека синтетизма.

Самоощущение человека, разумеется, столь же реляционистское, как и все остальное в бытии. Согласно реляционистской феноменологии, человеческий субъект возникает, если вообще возникает, как некий миноритарный побочный продукт более крупного мажоритарного феномена, где мажоритарный феномен, выходящий за пределы самоощущения субъекта, является его агентом. Таким образом, дело не в том, что отдельные души сидят и ждут, когда их вмонтируют в новые блестящие тела на какой-то фабрике творения - чего требует дуализм Декарта и Канта, - а в том, что самоощущение является высокоэффективным, но все же иллюзорным побочным продуктом многих других действий тела - заимствованным компонентом, взятым из пустого небытия, благодаря которому уравнение человека вдруг кажется достигшим приемлемого для себя решения. Самоощущение - это просто логическая конечная точка, в которой субъектный процесс сам себя связывает. Таким образом, оно не стоит на первом месте, как предполагают Декарт и Кант, а скорее на последнем, так что пустота, связывающая воедино все разделенные компоненты внутри индивида, позволяет ему переживать себя как призрачную единицу и как целое. Все это, таким образом, происходит внутри агента, преходящего субъекта, который никоим образом не может предшествовать или существовать вне основного агента. Тело, община и общество могут быть агентами, но без агента, который вмещает эту субъективность, она не может существовать вообще.

Таким образом, условия развития сознания не являются ни в коей мере универсальными, а скорее весьма условными и привязанными к совершенно конкретной пространственно-временной ситуации. Кантовский трансцендентальный субъект должен быть заменен синтетическим имманентным субъектом. А синтетический имманентный субъект не нуждается ни в каком корреляционизме, ни в слабом кантовском, ни в сильном релятивистском смысле. В радикально реляционистской вселенной потребность в корреляционизме исчезает. Таким образом, синтетический имманентный субъект не возникает в оппозиции к феномену, а является его неотъемлемой частью. Субъект лучше всего описывается как агентивность феномена.

Синтетический агент не стремится к контакту с внешним миром с позиции пассивного наблюдателя. Вместо этого она живет как внутридействующий феномен, участвуя в интеракции, находясь в центре мира. Проще говоря, не возникает никакой изначальной индивидуации, которую можно было бы рассматривать или использовать в качестве краеугольного камня существования. Никакой индивидуации вообще не существует. Возникает разделение, и оно является побочным продуктом множества отношений текущего региона, а не наоборот. Синтетизм вообще фокусируется на субъекте, который он децентрирует, но очень серьезно относится к инверсии картезианского cogito ergo sum и поэтому переносит экзистенциальный фокус на агентивность как феномен, внутридействующую концентрацию интенсивностей, которая представляет собой несводимую множественность идентичностей в диффузном и подвижном поле. Эти идентичности собираются вокруг истины как акта, а именно субъективного опыта как обедненной пустоты Atheos внутри богатой множественности Entheos, расположенной во всепоглощающем существовании Pantheos. Однако иллюзорность субъекта не выводится вовне, как это представляют себе релятивистские критики Декарта и Канта, такие как Ницше, Кьеркегор, Хайдеггер и Деррида - эти философы просто не достаточно радикальны в своем разрыве с кантовским корреляционизмом - напротив, она интернализируется с самого начала. Иллюзорный аспект субъекта, его самоощущаемая безысходность, включается как фундаментальная и неотъемлемая часть субъективного опыта как такового.

Среди старых авторитетов именно крестный отец немецкого романтизма Гегель по-настоящему проявляет понимание генезиса субъекта, которое становится очевидным, когда он первым строит теорию субъекта, используя в качестве отправной точки концепцию Атеоса. Согласно Гегелю, субъект не просто принципиально пуст и развивается как своего рода трагический ответ на экзистенциальные вопросы, оставшиеся без ответа, - он, более того, является в высшей степени временным и локальным комплексом вечности, не имеющим никакого значения вне себя. Выражаясь кантовским языком, за пределами субъекта нет ничего универсального, во что он мог бы трансцендировать. Если, например, мы хотим развлечься, сжав гегелевский и реляционистский опыт субъекта в три слова, то понятия пустоты, уменьшенности и преходящести подходят как нельзя лучше.

Однако эту базовую иллюзорность следует понимать как нечто чрезвычайно продуктивное: ограничение внешних стимулов является фундаментальной предпосылкой для расцвета внутреннего творчества. Чем меньше информации поступает в сознание синтетического агента, тем богаче он может фантазировать и расширять свой субъективный опыт. Гегелевский философ Славой Зизек развивает идею иллюзорности как основы субъективного опыта. Он утверждает, что в самом глубоком смысле субъект должен рассматриваться как исключенный из субъективного опыта, как экскременты субъективного опыта, кусочек головоломки, который не вписывается, который постоянно терпит неудачу и никогда не удается попасть домой, что внутри субъекта, что сам субъект пытается оттолкнуть и спрятать от себя и от окружающего мира. Мы называем это абъективным субъектом. Или, как выражается сам Зизек : "Я - мой собственный недостаток, я - мои собственные экскременты". Этот ограниченный субъект поддерживается за счет ярко выраженной внутренней дистанции. И эта дистанция экзистенциально необходима; если ее свести на нет, субъект разрушится.

Зизекианский абъективный субъект принципиально внутренне расколот. Раскол внутри субъекта предшествует и является предпосылкой последующего различия между субъектом и объектом. Субъект, таким образом, является реакцией против своей собственной причины; его