Фиалковое зелье - Валерия Вербинина

– Я и не знал, что он вам так дорог, – насмешливо сказал Владимир.

Антуанетта вспыхнула.

– Вы и в самом деле ничего не знаете, – с вызовом ответила она.

Гиацинтов пожал плечами. Почему-то он ощущал одну лишь страшную усталость.

– Что ж… Вы свободны, мистер Сандерсон.

– Вы не тронете меня? – недоверчиво спросил англичанин.

– Я? – Владимир снова пожал плечами и вытер кровь с лица. – А на кой вы мне дались?

Сандерсон покачал головой.

– Я вам очень признателен, но… Вам все равно не уйти, поймите. В это дело замешаны слишком высокие люди. Они не дадут вам доехать не то что до Петербурга, а даже до границы империи.

– Это мы еще посмотрим, – сказал молодой офицер, вскидывая голову.

В разбитом экипаже кто-то завозился, и через мгновение Август, подслеповато щурясь, выполз наружу. Его голова была перевязана.

– Ох! – простонал он, качаясь. – Как будто с самими чертями играл в карты, смухлевал… и они меня потом всю ночь шандалами вразумляли! О-ох!

Он застонал и схватился за висок. Антуанетта поглядела на него и отвернулась.

– Мистер Сандерсон, – тихо сказала она. – Уже поздно, и я… Я устала и заблудилась. Прошу вас проводить меня домой.

Она протянула англичанину руку. Не колеблясь ни мгновения, он отлепился от ствола дерева и шагнул к девушке.

– Прощайте, – сказала она Владимиру.

– Прощайте, – мрачно ответил он, не глядя на нее.

Антуанетта помедлила.

– Больше вы ничего не хотите мне сказать?

– Я? – Владимир поморщился. – Нет, ничего.

– Что ж, – произнесла она, – значит, я зря… – Она умолкла и нахмурилась. – А впрочем, неважно.

Она оперлась о руку Сандерсона, и они зашагали прочь.

– Похоже, что вы проиграли, – сказал толстый англичанин с торжеством, проходя мимо Гиацинтова.

– Похоже, что мы выиграли, – в тон ему ответил Владимир.

Распростертый на дороге Балабуха хрипло застонал, и Гиацинтов, забыв обо всем на свете, бросился к нему.

– Артиллерист! Ну ты как, живой? Сейчас я тебя перевяжу…

Кое-как с помощью подоспевшего Добраницкого ему удалось остановить кровь.

– Ничего, старик… Держись… Доставим тебя к доктору, он тебе поможет.

Внезапно он вспомнил угрозы англичанина и нахмурился. Было похоже на то, что их трудности только начинаются.

– Где она? – неожиданно спросил Балабуха, приоткрыв глаза.

– Кто? – удивился Владимир.

– Она… Антуанетта…

– А, вот ты о чем…

В нескольких словах Владимир объяснил другу, что Антуанетта ушла вместе с Сандерсоном, и он не стал ее удерживать.

– И ты ее отпустил? – в отчаянии простонал Балабуха. – С этим колобком?

– А что я должен был сделать, скажи? – Владимир начал сердиться.

Балабуха долго глядел на него в молчании.

– Эх ты… – наконец промолвил он. – Такая девушка, а ты… Ты что, так ничего и не понял? Разве она стала бы становиться между тобой и этим англичанином, если бы не любила тебя…

И внезапно Владимиру стало очень жарко.

– Нет, Антон… Уверяю тебя, ты заблуждаешься… Это она из-за него…

– Эх ты… – пробормотал Балабуха еще раз и, закрыв глаза, впал в забытье.

– Что такое? – тревожно спросил Август. – Что?

Гиацинтов вскочил на ноги. Он бросился в ту сторону, куда ушла Антуанетта, но ее уже не было видно.

– Антуанетта!

Солнце медленно поднималось над горизонтом. Воздух стремительно светлел. В кустах щебетали и прихорашивались многочисленные птицы.

– Антуанетта!

Никого. Что он тогда ответил Сандерсону? «Похоже, что мы выиграли?»

Однако теперь он вовсе не был в этом уверен.

Возвращение. – Незаменимый агент Никита Сотников и сеанс его разоблачения. – Заложники города грез.

А потом была дорога, долгий кружной путь домой через Швецию, и ехать приходилось медленно, потому что Балабуха был ранен, а Владимир не хотел потерять своего друга. Но все обошлось, артиллерист выздоровел, а когда в Стокгольме у них кончились деньги, то Добраницкий на последние монеты отправился играть и выиграл столько, что из полученных ассигнаций можно было развести не один костер. Правда, по дороге случилось два досадных инцидента… нет, три, считая еще и ночное нападение в Финляндии, но друзья не дремали и сумели дать врагам должный отпор. Наконец в сентябре они прибыли в Петербург и тотчас же отправились на прием к военному министру. Август очень не хотел идти, но офицеры настояли-таки на своем и притащили его с собой.

– Господа! – упирался Добраницкий. – Ну что мне там делать? Что я там забыл?

– Как – что? – удивился Балабуха. – Во-первых, ты нам помог. Во-вторых, если граф Чернышёв будет задавать вопросы, ты сможешь подтвердить, что все было именно так, как мы говорим. Доказательств-то у нас нет ровным счетом никаких!

И вот пыльная приемная… Все те же стулья, те же кресла, те же величественные, невозмутимые лакеи, скользящие по паркету с грацией балерин.

Посетителей, ждавших своей очереди, оказалось совсем немного. Не считая троих друзей, в приемной находился только офицер в красивом мундире неизвестного происхождения. Усы офицера торчали штопором, и на весь окружающий мир он поглядывал с таким апломбом, что даже надменные слуги, перевидавшие всяких посетителей, и те как-то ежились и делались меньше ростом в его присутствии.

– Казенный дух, – проворчал Август, оглядываясь. – И вообще, господа, я должен вам сказать, что мне куда более по душе другая обстановка.

– С картами и золотыми монетами, рассыпанными по сукну? – улыбнулся Владимир.

– С красивыми вещами и красивыми женщинами, – вздохнул Добраницкий. – И вообще, как жаль, что она кузина Изабеллы!

– Кто?

– Антуанетта. Если бы не это, честное слово, я бы махнул на все рукой и вернулся в Вену! Но одна мысль об Изабелле… Не дай бог мне придется еще с ней общаться, я же не выдержу такого счастья!

Артиллерист с беспокойством шевельнулся в кресле, которое сдавленно закряхтело, будучи не в силах больше стонать.

– Володь, а Володь, – многозначительно промолвил Балабуха.

– Что? – спросил Гиацинтов.

Антон Григорьевич кашлянул и дернул себя за ус.

– Видишь вон того бурбона[17]?