«Мастер и Маргарита»: За Христа или против? (3-е изд., доп. и перераб.) - Андрей Вячеславович Кураев

ради этого стремились к религии, а наиболее ради другой жизни» (Августин. О граде Божием. 22, 22). Ср. языческую мотивацию: «Жаждя коней, о щедрый Индра, жаждя коров, мы, борцы за награду, зовем тебя» (Ригведа. 7, 32, 23); «Желая коров, желая коней, желая добычи, зовут вдохновенные Индру-быка для дружбы, желая женщин — того, кто дает женщин, того, чья помощь нерушима, мы подтягиваем к себе, словно бадью в колодце» (Ригведа. 4, 17, 16).

97

Св. Иоанн Златоуст. Толкование на Евангелие от Матфея. 41, 3 // Творения. Т. 7. Ч. 1. СПб., 1901. С. 440–441.

98

Подробнее см.: Дождикова Н. Чем был недоволен Берлиоз? // Нева. 2009. № 7.

99

В фельетоне Булгакова «Москва 20-х годов» есть следующая сцена: «В лето от рождества Христова… (в соседней комнате слышен комсомольский голос: „Не было его!!“). Ну, было или не было…».

100

«…Томились двенадцать литераторов, собравшихся на заседание и ожидавших Михаила Александровича».

101

См.: Яновская Л. М. Последняя книга, или Треугольник Воланда. С. 424.

102

В. Шаламов вспоминает о диспуте Луначарского и священника А. Введенского: «Утверждение Луначарского было самым смелым образом подвергнуто открытой иронической критике. Камня на камне не осталось от положений Луначарского. В том диспуте „Бог ли Христос?“ Луначарский слишком много напирал на противоречия в Евангелии, опровергая историчность Христа» («Четвертая Вологда», гл. 12). Не знаю, тот ли диспут описывает Шаламов, а на диспуте 3 октября 1927 г. Луначарский говорил: «…опасность есть; достаточно есть попов и попиков, которые уцепятся за это произведение и будут говорить: „Вот и Барбюс признал, что Иисус был великий человек и праведник“. Я не убежден, что и сегодня мы не будем присутствовать при таком моменте, когда мой оппонент захочет сыграть на близости с Барбюсом. Попытка Барбюса докопаться до человека-Иисуса не удалась, но его книга ценна, потому что все перечисленные им аргументы приводят к недопущению какой-либо исторической личности, лежащей в основе легенды о Христе» (http://lunacharsky.newgod.su/lib/ob-ateizme-i-religii/lichnost-hrista-v-sovremennoj-nauke-i-literature-ob-iisuse-anri-barbusa).

103

Булгаков следил за публикациями этого предельно разнузданного атеистического «мастера», кое-что вырезал из газет и даже собрал в небольшую специальную папку (см.: Чудакова М. О. Жизнеописание М. А. Булгакова. С. 386). «На протяжении многих лет Демьян Бедный был невольным литературным раздражителем для Булгакова» (Кузякина Н. Б. Михаил Булгаков и Демьян Бедный // М. А. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988. С. 410).

104

Робертсон А. Происхождение христианства. М., 1956. С. 133.

105

Бугославская О. Бдительность прежде всего // Октябрь. 2012. № 3.

106

См.: Чудакова М. О. Опыт реконструкции текста М. А. Булгакова. С. 95.

107

Чудакова М. О. Опыт реконструкции текста М. А. Булгакова. С. 98. Для сравнения — слова Максудова из «Театрального романа»: «Сколько раз в жизни мне приходилось слышать слово „интеллигент“ по своему адресу. Не спорю, я, может быть, и заслужил это печальное название».

108

Копыто инженера (1929–1930) // Булгаков М. Великий Канцлер. Князь тьмы. С. 56–57.

109

Лепахин В. Иконное и иконическое в романе «Мастер и Маргарита» // Вестник Русского христианского движения. Париж, 1991. № 1 (161). С. 178.

110

«Копыто инженера» — название черновиков 1928–1929 гг.

111

Архим. Сергий (Страгородский). По Японии. Записки миссионера. М., 1998. С. 82–83.

112

Яновская Л. Главы из новой книги о Михаиле Булгакове // Уральская новь. 2004. № 20.

113

См.: Свящ. Димитрий Юревич. Пророчества о Христе в рукописях Мертвого моря. СПб., 2004. С. 198.

114

Еще одна часть романа о Пилате вводится как сон Ивана Бездомного. Но тут уж точно мастер ни при чем: в «Мастере и Маргарите» владыкой снов, то есть владыкой лунных ночей оказывается именно Воланд.

115

«О, как я угадал! О, как я все угадал!», — говорит мастер в больнице Ивану Бездомному после того, как тот пересказал ему воландовское повествование о Пилате.

116

См.: Жирмунский В. М. История легенды о Фаусте // Легенда о докторе Фаусте. М., 1978. С. 266. Научные, нелегендарные сведения о папе Сильвестре см.: Гайденко В. П. Герберт Аврилакский // Новая философская энциклопедия. Т. 1. С. 507; Жильсон Э. Философия в средние века. М., 2004. С. 172–173; Шишков А. М. Средневековая интеллектуальная культура. М., 2003. С. 44–53. В последнем издании читаем, что папа Сильвестр II считал себя последним папой, ибо ожидал в 1000 году завершения мировой истории (с. 46).

117

Правда, несколько раньше аналогичная легенда слагается на христианском Востоке. В IX веке Патриарх Константинопольский св. Фотий был дивом своего времени по его учености.

Большая часть общества считала ученость Фотия делом неестественным, чем-то демоническим. Византийский писатель Симеон Магистр вот каким путем объясняет себе происхождение необыкновенной учености Фотия: «раз попался Фотию навстречу волхв родом из евреев, рассказывает Симеон, и обратился к нему с предложением: „что ты дашь мне, юноша, если я сделаю так, что ты проникнешь во всю мудрость и превзойдешь всех ученостью?“ „Отец мой, — отвечал Фотий, — с удовольствием отдаст тебе половину своего имущества“. „Но я не нуждаюсь в деньгах, возразил еврей, и даже не хочу, чтобы отец твой знал об этом деле, а иди со мною в одно место и отрекись от знамени, на котором мы распяли Христа; я дам тебе чудного стража, и ты проведешь свою жизнь в благоденствии и высокой мудрости“». Фотий, по Симеону, совершенно отдался волхву. Какого же это стража дал волхв Фотию, это видно из другого рассказа Симеона о том же Фотии. Рассказ влагается в уста монаха Иоанна Молчальника. Этот будто бы рассказывал: «однажды я лег спать, но прежде чем я заснул, явился мне огромный и страшный эфиоп и хотел схватить меня за горло и задушить. Тотчас я сделал крестное знамение и, ободрившись, схватил его руку, и говорю: кто ты, как тебя зовут, кто послал тебя сюда? Я, отвечал тот, сильный у Велтара, но подручен Фотию, имя мое Левуфа; я споспешник чародеев и волхвов, в особенности же я друг эллинам и тайному моему почитателю Фотию». Классическая ученость Фотия казалась современникам делом до того поразительным, что о нем, может