Дорога. Записки из молескина - Марианна Гончарова

И еще – армянские дети много читают.

Араик, мальчик лет десяти, восторженно сообщил, что так удивлен, так удивлен, что к ним приехали детские писатели. Живые! – воскликнул он радостно, – что они приехали и сейчас будут читать и рассказывать.

– Скажите, пожалуйста, Марианна-джан, а Толстой Алексей тоже приехал с вами?

Я решила его не разочаровывать, ответила уклончиво.

– Жаль, – протянул Араик. – Я уже два раза читал «Детство Никиты». Хотел, чтобы он мне книжку подписал.

С ума сойти! Какой праздник для души, этот Араик. Он великодушно разрешил поцеловать его в макушечку, хоть и смутился:

– Я уже не маленький ребьенок.

Да, великолепный, отменный народец собрался в тот день по нашему приглашению! Еще и привел с собой родителей, бабушек и дедушек. И все они вместе хлопали, смеялись, отгадывали загадки, пели, играли вместе с нами. А маленькая Мэри (до чего красивые имена дают армяне своим детям!) даже одарила нас всех экземплярами самодельной книжки со своими стихами и рисунками. Она бесстрашно вышла на сцену и как опытный выступальщик с выражением прочла несколько своих веселых стихотворений.

Поэт-переводчик Миша Яснов похож на большого сказочного гнома. Не удивлюсь, если в своем любимом Питере он живет не в блочной типовой квартире, а, например, в деревянной уютной хижине хоббита. Правда, дома в Питере он бывает не очень часто, потому что ездит по миру, встречается с детьми. «Я, – говорит Миша серьезным тоном, – буду очень занят, у меня встреча с детьми». И готовится он так ответственно, так обстоятельно, как будто у него встреча с Генеральным секретарем ООН, например. Какая объединительная у Миши нашего сила! Казалось бы, он просто читает детям свои стихи, играет с ними в угадалки, и все. Нет, он покоряет их всех навеки. Ему, нашему Мише Яснову, ничего не стоит ну просто раз плюнуть, организовать и возглавить восстание короля Матиуша и отменить все глупые решения этих странных взрослых. Но он не хочет, у него нет времени – он готовится к встрече с детьми, он пишет и переводит стихи про черепашку и щенка, про маму с папой, про детские неизбывные радости.

Миша в своей фирменной футболке, привезенной ему женой Аней, с английской надписью на груди «Я не пользуюсь поисковиком Гугл, потому что моя жена знает всё», весь в седых и пышных кудряшках, упругих спиральках, подрагивающих при движении, прямо как Санта-Клаус, сияющий, улыбка до ушей, очки сверкают праздничными искрами, готовый заключить в объятия всех встречных-поперечных, которые, конечно, приостанавливаются и оглядываются на такого волшебника, большой любитель собак, лошадок и одиноких варежек, идет по ереванской улице и во все горло декламирует:

Идем с Сережей недалече

На звук родной армянской речи

По старым ереванским улочкам,

Где пахнет чесночком и булочком.

(И неугомонный наш редактор S. строго ворчит: «…Где пахнет коньячком и булочком…» Редактирует.)

А на вопрос: «Миша, куда ты ходил вчера вечером?» – Яснов смеется и тут же отвечает:

Шел печальной ночью бурною

Из хинкальной в хачапурную.

И всех нас Миша называл так, как будто мы еще дети. И было уютно рядом с ним, радостно и спокойно, как бывает только в детстве. Меня он звал Марьяша, Наринэ была Нарочка, наш редактор и ведущий S. был (о, ужас, он прощал это только ангелу Мише) Ва-ле-роч-ка, а Сергей Махотин – Сереженька.

Сереженька Махотин, как мне кажется, знает все. И умеет все. Именно таким, как Сережа, должен быть идеальный детский врач или учитель. Тогда дети ничего не боялись бы и полностью им доверяли. Им – именно таким, как Сережа, с таким вот мягким голосом, с такими вот разнообразными знаниями и умениями. Он сочиняет не только прекрасные детские стихи, но и прозу. Он играет на гитаре и поет мягким бархатным композиторским голосом. И прекрасно фотографирует. Потому что умеет увидеть. А еще он пишет о котах. Долгую жизнь прожил в Сережиной дружной семье мой любимец и знакомец котенок по имени Гусев. Конечно, потом он был взрослый кот и достиг почтенного возраста. Возможно, у него было другое имя, но я его знаю по Сережиным рассказам и фотографиям как котенка по имени Гусев. И очень люблю, уважаю его и всегда буду помнить. Котенка по имени Гусев.

И вот такой замечательной компанией мы просто с оглушительным успехом выступили перед армянскими детьми, их родителями, бабушками и дедушками – и не знаю, кому из всех нас больше повезло, кому из нас было веселей: то ли детям, то ли взрослым, то ли гостям.

А потом мы пошли обедать в ресторан «Кавказ», где к нам, без всяких там, как мои дети говорят, понтов, без показных реверансов или церемоний, тут же набежали молодые официанты, девочки и мальчики, за пару минут накидали на большой деревянный стол аппетитные горы еды – то есть действительно накидали. Я тогда не в первый раз заметила, что официанты в кавказских ресторанах не смотрят свысока и не плывут, как у нас в Черновцах, в Одессе или в Москве, а носятся, бегают, легонько постукивая пяточками в мягких удобных башмаках. Если подавали горячее, то оно было с пылу с жару – очень-очень горячее, если подавали пряное – то оно пахло на всю улицу, если подавали холодный лимонад, то кувшины были запотевшими от ледяных слез. И все в удобной глиняной посуде, и все вкусно. Очень вкусно. Очень-очень вкусно. И каждый заказал себе что-то свое, о чем мечтал. Миша – хинкали, Сережа – армянский овощной суп. Я – харчо. Да, в Армении в ресторане «Кавказ» я заказала харчо. Ну, хотела харчо. Ресторан-то кавказский. Сказала, «хачу харчо». Наринэ диктовала официанту: принесите овощи, принесите зелень, хинкали, сыр такой, сыр сякой, сыр эдакий, хачапури принесите, овощной суп и харчо для Маруси. Официант внес огромную глиняную миску с ярким полыхающим пьянящим пряным харчо, торжественно объявил «Харчо для Марусы!» и почтительно шваркнул миску с подтарельником перед нашим S. Благородный дон S. аккуратно передвинул харчо ко мне, комментируя: сейчас Миша и Сережа будут смотреть, как ты наворачиваешь харчо, и завистливо ронять скупую мужскую слюну. Сережа тут же подхватил: ну почему скупую, мы же в Ереване! Щедрую, конечно щедрую!..

Эх, как мы прекрасно посидели – ели, разговаривали, пели.

Официант только остался недоволен.

– Зачем вы гоняете кусок лаваша вилкой по тарелке? Вы что, хотите его замучить? – испытывая национальное сочувствие к лавашу, спросил он. – Рукой надо брать лаваш, – приказал он гордо и надменно, – ру-кой!

Я тихонько черкнула в блокнотик: «Написать дочери Лине, лаваш ни в коем случае не вилкой, лаваш – рукой. Ру-кой!»

До чего же быстро настал день, когда нам надо было улетать домой!

На прощальный вечер мы опоздали. Нас посадили за стол, где уже сидела и ужинала эстонская (тоже ноу-хау Меэйлиса Кубитса) футбольная команда «Арарат». После дружеского матча. То есть они уже минут семь-восемь ужинали и смели всё со стола и уже обгладывали последние маленькие косточки. И следовательно, хорошо, что мы успели поесть заранее. Молодцы футболисты. Моя бабушка еще говорила, кто хорошо ест, тот так и работает. Хотя, по-моему, таллинский «Арарат» в тот день проиграл ереванскому. Но могу и ошибаться.