Рецепт идеальной мечты - Анна и Сергей Литвиновы

Восемьсот долларов? Но вы гарантируете, что я улечу именно сегодня?

На том конце провода проскрипели:

– И прилетите тоже сегодня. По американскому времени.

И тогда Надя, счастливо улыбаясь, закончила разговор совершенно непривычной для себя фразой:

– Ну, если вы гарантируете – тогда пусть будет восемьсот долларов. – И совершенно по-пижонски, даже по-хамски добавила:

– Деньги для меня значения не имеют.

К девяти часам вечера Надя Митрофанова имела статус интуриста.

Весь день ей пришлось проноситься по туристическим фирмам. Хорошо же она "лежит", выполняет предписания докторов!

Не до щадящего режима! Надя нервничала, что курьер никак не возвращается из посольства, ругалась с противной кассиршей, которая отказывалась принимать подклеенную тысячную купюру, – и чувствовала себя дырявым воздушным шариком, из которого медленно, по капле, выходит воздух.

Когда наконец все было сделано и она добралась до любимого Интернет-кафе, запасы воздуха – сил кончились окончательно. Надя взобралась на высокую табуретку у стойки и залпом хватанула кружечку пива. Бармен даже сухарики в тарелку высыпать не успел – недоуменно уставился на пустой бокал. Бесстрастно спросил:

– Повторим?

– Нет.., пока нет, – смутилась Надя и принялась запоздало закусывать.

Она не удержалась, вытащила из сумочки паспорт и билет. Недоуменно уставилась на собственную фотографию, сканированную на американской визе. Лицо казалось чужим, смазанным – вовсе и не Надино лицо, а какой-то самозванки. Впрочем, самозванка она и есть.

И еще – дура.

Мамуля так когда-то просила: потратить сбережения на действительно нужное дело. Например, на свадьбу.

А она? На что наследство спускает? На бегство в Америку Бред и блажь. Могла бы в Подмосковье сбежать. Бармен с интересом поглядывал, как Надя изучает загранпаспорт, открывает и закрывает авиабилет. Не удержался, спросил:

– Куда летим?

– В Штаты, – как можно небрежней ответила Митрофанова.

Коктейль из уважения и зависти в глазах бармена слегка поднял ей настроение.

Надя покончила с сухариками и задумчиво посмотрела на пивной краник – с него аппетитно слетали капельки любимого "Невского".

Бармен молча наполнил кружку, поставил ее перед Надей. Упреждая вопросы, проворковал:

– От заведения… Как постоянной клиентке.

Надя готова была о заклад побиться: раньше бармен был с ней просто вежлив. А сейчас – понял в ней кого-то вроде бизнес-леди с американской визой и сразу начал подлизываться. Смешно! Но приятно…

Надя взглянула на часы:

– У меня только десять минут… Обязательно брать машину, – она уже усвоила местный сленг, – на целый час?

– Вообще-то – обязательно, – прошелестел бармен. – Но для вас… Видите вон тот компьютер, в углу, у окна? Клиент уже ушел и время свое не выработал. Так что минут пятнадцать у вас вполне есть…

Депешу Полуянову Надя склепала за четыре минуты.

И малодушно бросилась от компьютера прочь: вдруг !

Димка сейчас находится в Сети и ответит ей сию минуту? А ее письмо – как раз не из тех, что требуют немедленного ответа.

* * *

В Степлтоне, штат Вашингтон, в это время было начало одиннадцатого утра, и Полуянов еще спал.

Проснулся Дима за полдень. Чувствовал себя слабым, усталым, разбитым. Но, кажется, здоровым.

Осторожно – ожидая каждую минуту возвращения болезни – вымылся, побрился, покурил, выпил кофе.

Болезнь, слава богу, не возвращалась. Но и идти никуда не хотелось.

Включил в розетку ноутбук. По заведенному ритуалу первым делом вышел в Сеть – проверить свой почтовый ящик.

Еще через секунду Дима тупо смотрел в экран – и глазам своим не верил.

"Мыло" было коротким, стиль – телеграфным. В окошке для писем значилось:

Убили заведующую залом. Дела ужасные. Подробности при встрече. Лечу в Степлтон. Рейс 722 в 8.20. Надеюсь, встретишь в аэропорту.

И подпись:

Надежда.

"О господи! – Дима почесал в затылке. – Что это?

Шутка? Розыгрыш? Бред?

Или – Надя и вправду летит сюда? Одна – летит в Америку, в Степлтон?"

Дима просмотрел информацию, сопутствующую письму.

Отправлено с почтового ящика Митрофановой в двадцать один час пятнадцать минут по московскому времени.

Дима глянул на часы. По местному было 13.45.

Значит, в российской столице сейчас без пятнадцати двенадцать. Полночь. Все добрые люди спят.

Полуянов внезапно разозлился.

Что это Надька вздумала? Кому она здесь нужна? Что за самодеятельность?

Здрасте-пожалуйста: я приезжаю в Степлтон. Как будто это Малаховка. Да и деньги у нее, спрашивается, откуда?

Завтра утром она вылетает. Что за история!

Дима в сердцах набрал Надин домашний телефон.

Так и есть – длинные гудки. Этого и следовало ожидать. Трусливо и шкодливо отключила аппарат. Отсыпается перед полетом.

"Ну-ну, – зло подумал Дима. – Наверное, она не одна это все решила. У нее там, в Москве, конечно же, есть сообщник по данному предприятию. И я его знаю.

Это – Сашка. Он, ее верный раб, наверняка завтра повезет Надьку в Шереметьево".

Полуянов набрал московский номер приятеля. Бесполезно. Откликнулся автоответчик: "В настоящий момент никого нет дома. Оставьте после сигнала свое сообщение". Все вранье. Дома Сашка. Дрыхнет. Захотелось проорать на автоответчик: "Какого дьявола Надька летит сюда?! Останови ее!" – но Дима решил, что это глупо. Повесил трубку.

И что теперь? Писать ей гневные письма? Что толку!

Наверняка она отправляла электронную депешу из клуба – и больше до отлета в свой почтовый ящик не заглянет.

Дима еще раз прочел Надино письмо:

Убили заведующую залом. Дела ужасные…

"А ведь для того, – подумал, – чтобы Надежда, стойкий оловянный солдатик, призналась, что "дела ужасные", нужно, чтоб в самом деле произошло что-то дикое. Она действительно должна сильно перепугаться.

И ей действительно, пожалуй, нужна помощь. И она думает, что помочь ей могу только я. Не Сашка, не кто-то еще, а я. И поэтому она, не считаясь с расстояниями и деньгами, – летит сюда".

"Будь ты проклята. Пола Шеви! – полыхнул яростью Дима. – Что ты наделала, какие темные силы ты подняла и взбудоражила!" Он закурил очередную сигарету и тоскливо подумал: "Надя надеется, что я помогу ей. Отстою, защищу, успокою… И не догадывается, что я еще в большем тупике, чем она. Как я могу помочь ей – здесь, в Америке, в одиночку?"