Вкус блаженства - Элоиза Джеймс

– Гм... – пробормотал он сонно. – Зато у меня есть для тебя морковка.

Это было нелепо, но Джози все равно засмеялась, а когда он заснул, провела рукой по его волосам и не стала будить.

Я увидел ее... и сразу возжелал. В ней было все, чего не было во мне: чистота, красота души – целомудренной, как снег, и непорочной, как ангел. Для меня это стало чем-то вроде вызова. Жениться на ангеле, завладеть ее сердцем; потом рукой...

Но есть ли у меня надежда на успех?

Из мемуаров графа Хеллгейта

Неделю спустя Джози, проснувшись, взглянула на потолок супружеской спальни в Уайтстоун-Мэноре, известном также как семейное гнездо графа Мейна, и улыбнулась. Она уже семь ночей удерживала Мейна в своей постели на законном основании и не могла не гордиться этим.

Слегка пошевелив ногами, она вздрогнула: к сожалению, боль еще давала о себе знать, но постепенно утихала.

Каждый раз, когда Мейн входил в нее, она с трудом подавляла желание оттолкнуть его, но он действовал медленно, нежно, шептал ей на ухо слова извинения и ласкал руками. Не успевала Джози опомниться, как ее тело решало за нее и уже не возражало против вторжения.

В дверь постучали, после чего в комнату вошла горничная.

– Его сиятельство предлагает вам позавтракать в постели, – весело сказала она. – Кстати, из Лондона прибыла для вас посылка.

– Моя книга! – обрадованно воскликнула Джози и протянула руку к пакету, в нем оказались лишь пресловутые мемуары графа Хеллгейта, которые к тому времени уже прочел весь Лондон. Став замужней дамой, Джози тут же заказала эту книгу в магазине Хэтчуарда.

Книга была прекрасно издана, заключена в красный сафьяновый переплет с золотым тиснением, и Джози это очень понравилось. Она открыла том на первой странице и прочла: «Я вел жизнь, полную неумеренных страстей». Замечательно! Возможно, немного цветисто, но...

Когда Джози потянулась за горячим шоколадом, он уже застыл, потому что, как оказалось, прошел целый час. Мейн и не предполагал, сколько сплетен из его жизни ей станет известно. Можно даже сказать, теперь она знала о нем все.

«Тэтлер» подробно описала его роман с красивой актрисой Октавией Реджиной, по-видимому, запечатленной в мемуарах Хеллгейта под именем Титании, и не только с ней...

Часом позже Джози захватила мемуары Хеллгейта в ванную после того, как горничная второй раз спросила ее, нужна ли ей горячая вода. Она не могла бы узнать всех женщин, описанных в мемуарах, тем более что история короткого брака Хеллгейта была, конечно, вымыслом. Ее вставили в этот опус лишь для того, чтобы замаскировать правду. На самом деле речь, конечно же, шла о Мейне и вся его жизнь была изложена ясно, как на ладони.

Утро перетекло в полдень, а завтрак в ленч, когда горничная принесла Джози известие о том, что граф отправляется в Чобем и желает знать, будет ли она его сопровождать.

Джози отрицательно покачала головой и прервала чтение, лишь когда часы пробили пять. Она как раз добралась до ужасного места, при чтении которого ее пальцы задрожали. Хеллгейт встретил ангела, чистого и целомудренного, как снег. Сильви! Конечно, он тут же влюбился в этого ангела.

«Я не могу жить без нее и мечтаю об этом прекрасном существе каждую ночь. Любезный читатель, ты, конечно, считаешь меня пошлой, низкой личностью, и это справедливо, но что я мог поделать?

Сначала я увидел ее на другой стороне улицы, и она показалась мне похожей на ангела, стройная и хрупкая, как фарфоровая статуэтка. Со мной всегда так – женщины здорового вида и плотного сложения не вызывают у меня никаких эмоций, зато...»

Джози уставилась в пространство невидящим взором. У Сильви была изящнейшая фигура, но едва ли он стал бы описывать ее в столь цветистых выражениях. Обычно Мейн выражался просто, как в ту ночь, когда учил ее правильно ходить. Тогда он дважды сказал, что влюблен в Сильви.

После того как ее прозвали Шотландской Колбаской, Джози считала себя более чем закаленной особой, но оказалось, что существуют глубины скорби, о которых она и не подозревала.

Правда заключалась в том, что муж считал ее крепкой и здоровой женщиной, а в Сильви видел нежного и хрупкого ангела.

«Ни один человек не мог бы не влюбиться в нее, потому что ее очарование вызывало в мужчинах желание заботиться о ней. Женщины и вправду слабее, и нет более надежного способа завоевать мужское сердце, чем напомнить мужчине о его обязанностях по отношению к прекрасному полу».

Хрупкая? Вряд ли кто-то назовет ее хрупкой.

Джози опустила глаза на свои бедра, и слеза скатилась по ее щеке. Если бы только ей удалось заболеть чахоткой и потом избежать смерти, тогда, возможно, Мейн полюбил бы ее и искренне заключил в объятия.

Джози живо представила эту сцену. Она подняла бы изящную и хрупкую руку, столь прозрачную, что солнечный свет струился бы сквозь ее пальцы, к его щеке и провела ею по его лицу; после этого Мейн заплакал бы, сожалея о том, что прежде любил тощую француженку, а еще раньше и другую женщину, графиню Годуин, тоже почти бесплотную.

Отчаянно пожелав обеим женщинам – Сильви и графине Годуин – заболеть чем-нибудь, не способствующим похуданию, Джози раздумывала, что ей сделать с остальными женщинами, которых любил ее муж, когда горничная внесла в комнату поднос с чаем.

– Граф сейчас переоденется, – сказала девушка, – и я попрошу его присоединиться к вам за чаем. Нельзя проводить весь день в одиночестве, миледи.

Не услышав от госпожи ни «да», ни «нет», горничная вышла, и Джози поспешила вытереть лицо. Мейн не должен заметить, что она плакала, хотя он и не влюблен в нее.

Джози задумалась. Даже если удалось бы заставить Мейна полюбить ее, она все-таки не хотела бы зачахнуть и стать маленьким скелетом, плывущим над улицей, как бесплотный ангел. К тому же как быть с грудью, ведь Гаррету она очень нравится...

Дверь открылась, и Мейн, войдя, остановился у порога, а затем вежливо поклонился.

– Можешь не раскланиваться со мной, – заметила Джози. – Мы ведь муж и жена.

– День, когда я стану обращаться с тобой без должного почтения, коего ты заслуживаешь, станет днем моего позора! – Он уселся напротив и замер в ожидании.

Джози налила ему чашку чаю и подалась вперед, чтобы Мейн мог полюбоваться ее грудью, если бы у него возникло такое желание.

– О чем ты думала целый день? – спросил он.

– Я не думала, я читала мемуары графа Хеллгейта. Кстати, как они тебе?

– Ну... – протянул Мейн. – Я едва осилил половину, а потом просто выбросил. Читать дальше того места, где я якобы привязан и при этом испытываю удовольствие, мне было противно.

– Определенно этот Хеллгейт – дурак!