Л. И. Брежнев: Материалы к биографии - Лейк

было не в «воздухе», а в содержании статей. Мы собрали в «РТ» хороших журналистов. Отделом искусства заведовал А. Золотов, отделом литературы — М. Рощин. Работали Л. Лиходеев, В. Моев, А. Васинский, И. Саркисян. Даже сейчас те старые номера журнала выглядят достойно и на фоне перестройки. Перечитайте материалы о демократии, о важной роли телевидения и радио для создания общественного мнения. Публикаций В. Хлебникова, И. Бабеля, да мало ли… Перестарались. Поступило указание ограничить творчество аннотациями к передачам. А один номер просто не выпустили в продажу. Там были размышления А. Стреляного по поводу книги под заголовком «Что такое колхоз?».

— Товарищи вспоминают, в какой оригинальной форме вы им выразили свое возмущение. Зачем, дескать, пишете, что такое колхоз? У нас даже некоторые члены Политбюро не знают, что такое колхоз…

— Однажды я сказал про секретаря ЦК А. П. Кириленко, что у него всегда пустой стол, он сам с собой от безделья в крестики-нолики играет. Ему немедленно простучали…

— Кстати, о юморе. Как вышло, что из эфира стали исчезать смешные передачи?

— Они стали исчезать в волнах искусственно создаваемого ликования. В каждом году находился повод для большого юбилея, а какой может быть смех в юбилейном году? Вместо «телевизионного окна сатиры» было предписано выпускать юбилейные телеплакаты. Радиопередача «Опять двадцать пять» вызывала неудовольствие. Она шла в эфире в полдевятого, когда начальство ехало на работу и приемники в машинах были настроены на волну «Маяка». Я перенес эту передачу на семь утра, и претензий не стало. Даже у царей были шуты, которым позволялось говорить правду, а если народ не смеется, то общество больно.

— Должен сказать вам, Николай Николаевич, что рядовые журналисты отнеслись к вашему уходу так же, как вы — к смещению Хрущева. Вскоре поняли, что жестоко ошиблись.

— Понимаю…

— Перед многими из нас встает такой выбор. Выполнишь указание — погрешишь против совести. Не выполнишь— напомнят: вольность духа кончается там, где начинается принуждение.

— Выступить против своих убеждений я бы не смог и во времена Хрущева. А если бы изменил своим убеждениям, то, наверное, приспособился бы и позже, в семидесятые, ходил бы вокруг сапога Брежнева, как некоторые. Многим в годы застоя неплохо жилось, в том числе и журналистам.

— Наверное, каждый сейчас разбирается в себе…

— Только не надо быть перевертышами. Мы страна первопроходцев, мы не имеем права бездумно хулить все и вся, то, что делали. Стремление жить по чести и совести жило и будет жить в людях всегда. Без этого и сегодняшней перестройки быть не может.

Журналист. 1989. № 1. С. 36–39

Петр Шелест

«Он умел вести аппаратные игры, а страну забросил…»

Из беседы с Ю. Аксютиным

— Я не признаю понятия «застойный период». Деградация была. Моральное разложение было. При чем же здесь «застойный период»? Это что, нужно понимать, рабочие, крестьяне, интеллигенция стояли, застаивались? — говорит бывший член Политбюро и бывший Первый секретарь ЦК КП Украины П. Е. Шелест.

— Этот период, как его ни называть, берет начало с события, которое в отечественной научной литературе называют октябрьским (1964 г.) Пленумом ЦК КПСС, а в западной — октябрьским переворотом, заговором. Вы не согласны с таким определением?

— Это и был заговор. За спиной Никиты Сергеевича. Созывается Пленум ЦК, а первый секретарь не знает об этом. Что это такое? Разговор с членами ЦК идет о Хрущеве, а он и не знает. Если бы созвали пленум, сказали: Никита Сергеевич, давай — объясняйся. Тогда понятно было бы.

Помню обстановку того пленума. Все его участники были соответствующим образом подготовлены: что говорить и что выкрикивать… Механизм «гласности» работал тут как по нотам.

— Какого же лидера получила страна после Н. С. Хрущева?

— Приведу один пример. Было это в 1966 году, в год 60-летия Л. И. Брежнева. Мы в Политбюро ЦК КПСС решили: одна звезда Героя Социалистического Труда у Генерального есть, наградим его второй. Но едва я, вслед за другими товарищами по Политбюро, подписал «опроску», позвонил Н. В. Подгорный:

— Ты знаешь, Петр Ефимович… Брежнев просит звезду Героя Советского Союза.

— С какой стати? — удивился я.

— Ну вот хочет, и все тут… Вроде его раньше представляли к ней…

— Кто представлял? Когда?

— Ну что ты меня пытаешь? Соглашайся, он уже многих уговорил… Но я не изменил своего решения.

Так пошел «звездопад» на пиджак и мундир Брежнева. Нравственные последствия этой наградной мании были для страны весьма плачевными, ибо обесценивался действительно ударный труд. Почести шли как из рога изобилия. По заслугам ли?

— Как вы оцениваете первые годы после октябрьского Пленума?

— Первые три года Брежнев прислушивался к мнению членов Президиума, иногда даже советовался с ними. Пытался вникать в хозяйственные дела. Хотя он в них мало разбирался. Но затем он «освободился» от тех, кто его критиковал, окружил себя подхалимами типа Рашидова, Щербицкого и Кунаева, стал препятствовать проведению хозяйственной реформы.

Этой реформой А. Н. Косыгин старался оздоровить экономику, но брежневцы постепенно «связывали» ему руки. Сам был свидетелем, как между Брежневым и Косыгиным часто возникали споры. Но Косыгин был хорошим хозяйственником и, как правило, одерживал верх над Брежневым. Однако для Косыгина это не проходило бесследно. И не только для него. Хозяйственная реформа забуксовала. От нее остались только лозунги типа «Экономика должна быть экономной».

— Как относился Брежнев к международным делам?

— С удивительной легкостью. Я принимал участие в Дрезденском, Варшавском и в Чиерне-над-Тиссой совещаниях политических руководителей нашей страны и Чехословакии в 1968 году. Но это было дискуссионное участие. Мы разбирались, в чем там дело. Думаю, можно было решить все вопросы совершенно спокойно. Политическими методами. Если бы не упустили момент. А упустил его Брежнев. Он все с Дубчеком встречался, занимался, как сказал Гомулка, политикой поцелуев. А потом пришлось ввести войска стран Варшавского Договора.

— Как вы считаете, введение войск в Чехословакию было крайней и единственно возможной мерой в то время?

— Я считаю, что это было негативное решение и отрицательно сказалось на престиже нашей страны как социалистического государства. Даже наши друзья за границей были в недоумении. Уже не говоря о том, что и в нашей стране были противники. Я помню, выступал перед студентами Киевского университета, и это было как раз после ввода войск. И мне было очень много записок: зачем это сделали? Пришлось объяснять.

— Студенты были удовлетворены вашими объяснениями?

— Разве ж эта братия бывает когда-нибудь удовлетворена? Я старался разъяснить ситуацию. Сейчас я считаю, что был упущен момент решения проблемы политическими методами. А потом уже этот рецидив проявился во время «афганской проблемы». Ввели в Чехословакию, там ничего не случилось, давайте введем и в Афганистан. Эта акция была предпринята под влиянием догматика