Всё хреново - Марк Мэнсон

В 2000 г. гарвардский политолог Роберт Патнэм опубликовал свой фундаментальный труд «Боулинг в одиночку: крах и возрождение американского сообщества» (Bowling Alone: The Collapse and Revival of American Community){272}. В нем он отмечает спад общественной активности на всей территории США и указывает на то, что люди все реже вступают в группы и сообщества и предпочитают заниматься своими хобби в одиночестве – отсюда и название книги: в наши дни больше людей увлекается боулингом, но при этом лиги боулинга вымирают. Люди катают шары в одиночку. Патнэм писал о США, но это не исключительно американский феномен{273}.

На протяжении всей книги Патнэм показывает, что это касается не только групп для совместного досуга, но и прочих объединений, от профсоюзов и ассоциаций родителей и учителей до Ротари-клубов, церквей и бридж-клубов. Такое распыление общества имеет, по его мнению, серьезные последствия: упал уровень общественного доверия, люди стали более изолированными, менее политически активными и в целом еще с большей паранойей относятся к своим соседям{274}.

Одиночество – это тоже прогрессирующая проблема. В прошлом году опрос впервые показал, что большинство американцев считают себя одинокими, и новые исследования предполагают, что мы подменяем небольшое число глубоких и серьезных отношений большим числом поверхностных и временных{275}.

По мнению Патнэма, соединительная ткань общества рвется из-за переизбытка развлечений. Он утверждает, что люди предпочитают остаться дома и смотреть ТВ, сидеть в интернете или играть в видеоигры вместо того, чтобы вступить в ряды какой-нибудь местной организации или группы. И предсказывает, что, скорее всего, эта ситуация будет только ухудшаться{276}.

Исторически, глядя на угнетенные народы всего остального мира, жители западных стран всегда сокрушались по поводу отсутствия у них ложной свободы: нехватки разнообразия. Северокорейцы не могут читать новости, покупать одежду, которая им нравится, или слушать музыку, не спонсируемую государством.

Но северокорейцы несвободны не поэтому. Они несвободны не потому, что не могут выбирать себе удовольствия, а потому, что им не дозволяется выбирать свою боль. Им не дозволяется свободно выбирать объект приверженности. Их принуждают идти на жертвы, на которые они бы сами не захотели пойти или которых вообще несправедливо от них требовать. Удовольствия имеют к этому вопросу только опосредованное отношение, их скудость – лишь побочный эффект реального угнетения: принудительной боли{277}.

Ведь в наши дни люди почти всего мира могут выбирать себе удовольствия. Мы сами решаем, что читать, в какие игры играть и какую одежду носить. Современные развлечения есть повсюду. Но тирания нашего века достигается не за счет того, чтобы лишать людей развлечений и объектов их привязанности. Тирания сегодня достигается за счет того, чтобы обрушивать на людей такой гигантский поток многообразия, столько бредовой информации и пустых развлечений, чтобы они потеряли способность делать разумный выбор и его придерживаться. Предсказание Бернейса сбылось – просто на несколько поколений позже, чем он рассчитывал. Нужно было только дождаться интернета с его мощью и широтой охвата, и идеи Бернейса об общемировых пропагандистских кампаниях и о том, как правительства и корпорации смогут едва заметно направлять желания и устремления масс, стали реальностью{278}.

Но давайте не будем приписывать Бернейсу слишком много заслуг. Все-таки он был, по-видимому, тем еще паршивцем.

Кроме того, есть один человек, который предвидел все это задолго до Бернейса, человек, который понимал опасность ложной свободы, который видел, как стремительно в мире множатся развлечения, делая людей близорукими в выборе ценностей, как из-за переизбытка удовольствий все становятся инфантильными, эгоистичными, избалованными, до ужаса самовлюбленными и невыносимыми в Twitter. Этот человек был гораздо мудрее и влиятельнее, чем все те, кто мелькает на новостных каналах, толкает речи со сцены TED или, если уж на то пошло, с политической трибуны. Он был прародителем политической философии. Забудьте про «крестного отца соула» – этот чувак, кроме шуток, породил саму идею души[4]. И (по-видимому) еще пару тысячелетий назад догадался, что рано или поздно на нас обрушится все это нынешнее дерьмо.

Английскому философу и математику Альфреду Норту Уайтхеду принадлежит знаменитое высказывание о том, что вся западная философия – это лишь «серия примечаний к Платону»{279}. Какую тему ни возьми, будь то природа романтической любви, существование «истины» как таковой или понятие добродетели, – Платон, скорее всего, был первым из великих мыслителей, кто заговорил об этом. Платон первым предположил, что Чувствующий и Думающий мозг отделены друг от друга{280}. Он первым утверждал, что характер формируют разные виды самоограничения, а не потакание собственным слабостям{281}. Платон был до того крут, что ввел само слово «идея» – так что, можно сказать, он предложил идею идеи{282}.