Проклятие любви - Тамара Лей

Девушка поняла, что норманн имеет в виду.

— Хорошо, но мне неловко, что я залила тебя слезами.

— Ну, в этом я сам виноват, — заметил он, смягчившись, лаская ее плечи.

— Просто я никогда по-настоящему не плакала, — призналась саксонка, чувствуя, как в груди загорается пламя желания. — Но прошлой ночью… — она покачала головой. — Все, кто мне дорог, ушли в небытие.

Рыцарь добавил.

— И теперь еще Эдвин.

Она растерялась — как глубоко в его памяти засел сакс. Видимо, ей так и не удалось объяснить свои чувства к бывшему жениху.

— Он мне небезразличен, Максен, меня волнует его судьба, но он мне ничуть не дорог. Мы должны были пожениться, и все.

Он неотрывно вглядывался в ее лицо, приник к ее губам.

— Я рад.

Ее охватила необыкновенная гордость от того, что Максена душила ревность, но гордость эта угасала и пропадала при мысли, что у нее не может быть будущего с человеком, которого она полюбила.

— Можешь одеваться, — разрешил Максен, наклоняясь за одеждой, — но оставайся здесь, пока я не пришлю за тобой.

— Но я же должна разливать эль за завтраком и…

— Пусть разливают другие, — перебил он ее, одевая рубашку. — Шей, если нечем заняться, но я не хочу видеть тебя с кувшином.

Наверно, полагалось бы испытывать чувство благодарности — ведь нелегко разливать эль и вино рыцарям, чьи глаза ощупывают ее с ног до головы, чьи языки становятся развязными после крепких напитков. Но девушку озадачил ответ Пендери. Чем больше она думала об этом, тем больше терялась в догадках. То, что произошло между ней и норманном, не делало ей чести, но и стыдиться здесь нечего. Она была рада, что не надо прятаться от любопытных глаз людей.

— Я не хочу быть фавориткой, потому что я… — начала она, но ее негодование увяло, так как она не способна была закончить фразу.

— Потому что мы стали любовниками? — досказал за нее Максен.

Ладно, хоть не назвал ее любовницей.

— Я не хочу, чтобы ко мне относились иначе, чем к другим, — упрямо продолжала саксонка.

Пендери уперся руками в бедра и потемневшими глазами взглянул на девушку:

— Но к тебе будут относиться по-другому. Сегодня не то, что вчера, все изменилось.

— Я не собираюсь прятаться из-за того, что случилось.

— Я и не прошу.

— Ты же велел мне оставаться здесь.

— До тех пор, пока я не пошлю за тобой.

— А когда это будет?

Он вздохнул:

— Наверно, днем.

Райна не могла остановиться:

— И тогда я опять возьмусь за кувшин?

— Я уже говорил, ты больше не будешь прислуживать за столом.

— Что было плохо вчера, то плохо и сегодня.

Максен начал терять терпение и сжал губы:

— Я не стану отвечать на твой вопрос, Райна, и ты знаешь почему.

— Объясни.

— Я уже сделал все, — и, не сдержавшись, добавил: — Я приковывал тебя цепями раньше, Райна, и если понадобится, я сделаю это снова.

Саксонка хотела ответить резкостью, но промолчала.

— Хорошо, — бросил Пендери и вышел из комнаты.

Застонав, она швырнула туфлю и, сделав несколько кругов по комнате, словно загнанный в клетку зверь, упала в кресло.

— Ты еще не выиграл, Максен Пендери, — пробормотала она.

«Ты тоже», — напомнил ей внутренний голос.

— А у тебя я не спрашиваю, — вслух произнесла девушка и покраснела — надо же, разговаривает сама с собой!

Днем за ней пришел сэр Гай. Оттолкнув под носы с едой, принесенные Лусиллой, Райна поднялась и молча пошла за Торкво в зал, где на помосте восседал Максен в окружении рыцарей высокого ранга.

У стены, слева и справа от него, стояли другие, не столь именитые норманны, а за ними — вооруженные стражники. У очага сгорбился Кристоф, и в глазах его отражались тревога и ожидание.

Несмотря на скверное настроение, Райна все же с любопытством глядела на странное собрание, ощущая на себе взгляды всех присутствующих.

— Райна, подойди и стань рядом, — попросил Пендери, когда она приблизилась к помосту.

Высоко подняв голову, девушка подошла к нему:

— Милорд?

— Минутку, — перебил ее хозяин замка, глядя в сторону дверей. Прошло несколько минут томительного ожидания, и, наконец, вошли пять саксов под охраной рыцарей.

— Что происходит? — прошептала она побледнев. Зачем Максену понадобилось приводить Этеля и других узников? Может, задумали расправиться с ними… Нет, Пендери не пригласил бы ее, если бы решил их повесить. Хотя приказал же он сопровождать себя на казнь, которая не состоялась. Райна смотрела на Этеля. Долгие дни, проведенные в темнице, состарили его, лицо побледнело, круги под глазами напоминали синяки, волосы длинные, борода свалялась. Глаза сакса сверкали от негодования и гнева. Пятерых узников остановили футах в десяти от стола, и они молча стояли, звеня цепями. Наконец установилась тишина.

Максен оглядел каждого по очереди и задержал глаза на Этеле.

— Каково твое решение? — спросил он на англосаксонском наречии.

Сакс выпрямился и расправил плечи:

— Такое, каким и было.

У девушки сердце забилось сильнее, его словно сжали ледяными пальцами: что с ними может сделать Пендери, кроме как послать на смерть? Выбора нет.

Максен встал и обратился почему-то к Райне.

— Мой подарок тебе, — сказал он, когтя ее глазами.

— Подарок? — повторила она, чувствуя, что проваливается в бездну. — Что вы хотите этим сказать?

— Они ваши. Делайте с ними все, что хотите.

Те из окружения Пендери, которые понимали англо-саксонский язык, приглушенно заговорили, удивляясь, как и она. Оторопевшие саксы тоже очнулись и зашумели.

Подарок… Но почему? Потому, что она отдалась ему? Хотя это и не очень убедительно, но другого объяснения не было.

— Боюсь, я не понимаю.

Пендери перевел взгляд на рыцарей, которые толпились и негодовали. Им не нужно было ничего объяснять — один красноречивый взгляд заставил их замолчать и замереть. Довольный этим Максен вновь посмотрел на саксонку:

— Какова будет их участь?

Она взглянула на растерянных саксов, перевела глаза на окружавших их стражников. Среди тех, кто рьяно протестовал, был и сэр Ансель. Лицо его побагровело, ноздри раздувались, кулаки сжались.

— Ну же, — торопил ее Максен.

У нее была только одна мысль, но зайдет ли щедрость норманна так далеко?