Всадник рассвета - Владимир Шигин

Когда пропорции были мною более или менее подобраны, я велел изготовить несколько небольших круглых глиняных сосудов. Внутрь я засыпал порох. Вместо фитиля использовал крученую льняную веревку, вымоченную в растворе селитры. Поджигая фитиль, я бросал свои самодельные бомбы, те рвались с оглушительным грохотом, вздымая вокруг себя целую тучу черного вонючего дыма. По моим расчетам, радиус поражения бомб составлял около двух метров, что было весьма и весьма неплохо. Затем я модернизировал свое метательное оружие. В глиняные стенки бомб я вложил небольшие куски бронзы и меди, а сами бомбы, во избежание случайного разбития, решил обшивать шерстью.

Когда бомбовый вопрос был решен, я перешел к самому сложному — изготовлению стрелкового оружия. По моему распоряжению и под моим контролем несколько наиболее опытных кузнецов приступили к изготовлению некоего подобия мушкета. Для начала толстую пластину расплющенной меди я велел обернуть вокруг глиняного стержня. Затем шов был тщательно запаян. Одна сторона почти метровой трубки была также запаяна, а сверху и снизу просверлены круглые дырочки — запальное устройство. В дырки я вставил фитильный замок, знаменитый испанский серпентин — крючок, изогнутый в виде змеи, нижняя часть которого выполняла роль протокурка. Серпентин был обвит пропитанной селитрой нитью. Все это нехитрое устройство действовало так: фитиль поджигался, а курок позволял огню быстро достигнуть пороха. Пули калибром почти в два десятка миллиметров я велел отливать в круглых каменных формах, что и было весьма легко сделано. Затем были выточены деревянное ложе и приклад, а также изготовлены разножки. Ствол был прикреплен к ложу с помощью металлических скоб.

Наконец наступил момент первого испытания моего оружия, которое я решил осуществить в гордом одиночестве. Предварительно укрепив свой мушкет на разножках и засыпав в ствол порох, я дослал туда банником кожаный пыж, а затем и бронзовую пулю. Подпалив фитиль, я на всякий случай сиганул в кусты — и вовремя! Мощный взрыв разорвал всю мою конструкцию в клочья, а бронзовая пуля со свистом пронеслась у самого моего уха.

Таким же образом было разорвано еще несколько стволов, пока я и кузнецы методом проб и ошибок не сделали ствол необходимой прочности и толщины. Всего я приказал изготовить десяток годных к употреблению стволов, которые не без гордости стал именовать мушкетами. Теперь на испытаниях пули летели только вперед, хотя и весьма бестолково.

После этого я занялся пристрелкой своих мушкетов. Повесив на дереве бычью шкуру, я начал палить в нее, помечая на стволе направление своего прицеливания. Затем уже по меткам приваривал маленькие мушки. По моим расчетам, действенный огонь мои мушкеты вели на расстоянии в восемь десятков метров. Разумеется, что мой несуразный дробовик был полным уродом в сравнении даже со стародавними фузеями, но мне он казался тогда верхом совершенства и я был им чрезвычайно горд. И хотя в сравнении с луком дистанция его стрельбы была не так уж и значительна, зато бронзовые пули насквозь пробивали любые доспехи и щиты, да и внешний эффект должен был быть потрясающий. На это, собственно говоря, и был мой главный расчет.

Покончив с изготовлением оружия, я приступил к обучению обращения с ним. Для обучения я отобрал Вышату, Вакулу и Всегдра. Остальные мушкеты были оставлены про запас. Первое же наглядное занятие привело к тому, что мои отважные соратники при выстреле попадали ничком на землю. Пришлось все проходить постепенно и не торопясь. Как я и предполагал, они оказались прекрасными стрелками и первыми же пулями в щепки разносили деревянные мишени. И если сдержанный Вышата старался при этом владеть собой, то Вакула и Всегдр даже не пытались сдерживать своих эмоций, крича во все горло при каждом удачном выстреле.

Еще больший восторг вызвало у моих друзей метание гранат. Далее всех швырял свою бомбу, конечно же, Вакула, действуя при этом со скоростью и точностью хорошего гранатомета.

Моя возня с порохом и новым оружием, непрерывная пальба и взрывы в лесу вызвали еще большее уважение к моей особе.

Несмотря на желание богов поскорее начать поход “за чистоту веры” (за время подготовки войска я еще трижды встречался с Перуном, который каждый раз меня торопил), со всеми делами мы управились лишь к весне следующего года. К слову сказать, бог грома и молнии всякий раз настойчиво допытывался, чем это я все время грохочу и дымлю в лесу. Подозревал, видимо, меня в посягательстве на его громовую монополию.

— Что ты это, Посланник, все в лесу гремишь? — интересовался он всякий раз, появляясь у меня по ночам в землянке.

— Да так, учусь потихоньку, осваиваю, так сказать, смежную специальность бога-громовержца! — дразнил я Перуна.

— Ну и как, получается? — спрашивал тот с полным смятением в голосе.

— Ну, не сразу, конечно, — разводил я руками. — Учусь потлхоньку да помаленьку!

— Смотри! Доучишься у меня! — грозил Перун, улетая. — Запомни, Посланник: тише едешь — дальше будешь!

Начало большого похода я задумал на весну. Нам надо было успеть пройти южные степи, пока там имелся молодой, сочный, еще не высушенный палящим солнцем травостой. К весне стали поступать и первые сведения от лазутчиков-волхвов, которые оказались весьма ловкими разведчиками и конспираторами. На доставляемых коровьих шкурах они достаточно искусно вычерчивали маршруты возможного движения, переправы и броды, колодцы и селения. Условными знаками чертили состав войск различных народов. Так я постепенно накапливал весьма важную информацию. От чрезмерного усердия, не имея никакого понятия о масштабе, волхвы изрисовывали все шкуры сплошными деревьями и домиками, зверюшками и птицами. Поначалу я пытался им что-то объяснить, но потом махнул рукой на это бесполезное занятие и всю информацию воспринимал так, как она ко мне поступала, ибо, как оказалось, гораздо проще вникнуть в восприятие волхвами действительности самому, чем научить их чертить карты, как это будет принято в эпоху научной картографии.

* * *

А в одну из ночей мне снова приснился сон, в какой уже раз унесший меня к столь далеким теперь событиям моего прошлого. Словно кто-то неведомый все раскручивал и раскручивал передо мной киноленту моей жизни, стремясь сообщить мне нечто очень и очень важное. Но что?

На этот раз мне снова снилась Чечня, самые последние и самые загадочные дни моего там пребывания. Широкомасштабные боевые действия были к тому времени уже закончены, повсеместно шла тяжелая и кропотливая борьба по обнаружению и уничтожению мелких бандитских групп, все еще во множестве бродивших в горах. В разгаре было лето, и еще недавно голые склоны покрылись густой “зеленкой”, что значительно облегчало действия врага и затрудняло наши.

Однажды поступила информация о наличии в одном из районов крупной базы противника. Откуда информация, мы не знали, а спрашивать такие вещи было не принято. Да, в сущности, какая нам разница! По причине того, что решать задачу надо было немедленно, а под рукой, как всегда, не оказалось никаких спецподразделений, уничтожение базы поручили нам. Принимая во внимание специфику задачи, я решил возглавить эту операцию лично. Сам отобрал наиболее подготовленных ребят, каждого проинструктировал. Не теряя времени, экипировались. Зная предстоящие трудности, каждый, помимо пачки обеззараживающих таблеток, запасся еще и четырьмя-пятью фляжками воды. Затем погрузились в два вертолета. Едва взлетели, сверху пристроились “горбатые” — боевые вертолеты Ми-24. Их задача: прикрывать нас от всяких неожиданностей. Какие-то полчаса полета, и вот под нами уже непрерывная череда покрытых лесом гор. Сверяюсь с картой. Скоро нам десантироваться. На землю вертолеты ни при каких обстоятельствах садиться не будут. Во-первых, нас уже вполне могли обнаружить, тогда посадка выдаст нас с головой, ну, а во-вторых, садиться было попросту некуда.