Кадавры - Алексей Валерьевич Поляринов

его было разрушить семью, и что дочь их все это время была жива.

4:7 И размягчилось сердце Самаэля и вновь забилось молодостью, и взял он чашу с вином и выпил вместе со всеми, и распевал песни.

4:8 И потянулся, и обнял дочь, и она была холодна и тверда как камень, но он все равно обнял ее, так сильно скучал. И тотчас же принял решение остаться, быть с семьей своей в доме своем.

Даша читала дальше и делала заметки: в пятой главе Самаэль выходит из зала и возвращается в кузницу, которую оставил много лет назад. Он думает о том, как вновь вернется сюда и будет подковывать лошадей и делать плуги для крестьян, он увидел свой молоток, лежащий прямо на наковальне, когда в печи вдруг затрещала зола и зажегся огонь.

На фреске изображен Самаэль, смотрящий в печь, в которой в языках пламени показалось суровое лицо.

5:5 И волосы встали дыбом на нем. И огонь говорил с ним.

5:6 Двадцать лет ты клялся мне в верности, и всего одной ночи хватило, чтобы отречься?

5:7 Неужели годы ничему тебя не научили, мудрость не коснулась тебя, не проникла в глаза и уши твои?

5:8 Неужели страх сильнее правды?

5:9 Неужели глаза твои неспособны отличить память от соблазна? Мои деяния и от деяний Диавола? Неужели ты веришь, что там, за столом — твоя дочь, а не голем, слепленный из горя и памяти?

5:10 И устыдился Самаэль и упал на колени и стал молиться, просил у Господа указать ему верный путь.

5:11 И обратил он взор свой на молоток и на лежащий рядом гвоздь.

5:12 И вернулся за праздничный стол, и гости радовались его приходу и воссоединению семьи и видели в этом знамение и славили ложных богов, славили идолов.

5:13 И дочь кинулась в объятия его и обняла его и назвала папой, и сердце его заболело.

5:14 Она была холодна и тверда как камень, но это был ее голос, Самаэль точно помнил.

5:15 И до конца праздника он сидел неподвижно, и сердце его было полем битвы, ангел и черт сражались за него.

На фреске: снова гости за праздничным столом, все радуются, бледная дочка тянет к Самаэлю руки, а он сидит прямо, и на лице его ужас, а от его головы к потолку возносится вихрь, ураган, в котором видна битва белых и красных крылатых существ.

5:16 И когда дочь коснулась его руки и спросила, зачем он принес молоток,

5:17 он приставил гвоздь к ее лбу и ударил.

На фреске — вся палитра эмоций: гости отпрянули от Самаэля, кто-то в ужасе схватился за голову, кто-то отвернулся, кто-то скорчился так, словно это его сейчас ударят, жена тянет руки к дочери в надежде защитить ее.

На этом текст обрывался. В статье, приложенной к апокрифу, Даша прочла, что последние три или четыре строки пятой главы были утеряны, кроме того — неизвестно, сколько всего глав было в изначальном тексте, пять или, возможно, больше. Исследователи полагают, что в изначальной версии апокриф завершался вторым уходом Самаэля из дома и вечными скитаниями по Земле.

На последней фреске Самаэль стоял над телом дочери, во лбу у нее был гвоздь, а над головой Самаэля светился нимб, он смотрел прямо на читателя, стоял с молотком в руке, а вокруг — мрачные гости-язычники. И его жена, ее лицо, сведенное горем.

Даша смотрела на фреску, и ее затошнило. Она зашла в туалет, сунула два пальца в рот, но ничего не вышло. Открыла окно, легче не стало — воздух на улице был влажный, душный и пах застоявшейся водой и речной тиной. Тогда она вышла из номера, долго стояла на улице, озиралась, где-то тут была круглосуточная аптека, нет? Пока шла по тротуару, стало полегче, но появилось и другое — старое, из прошлой как будто жизни — ощущение, словно кто-то смотрит ей в затылок. Она увидела человека на той стороне улицы. Он, казалось, шел за ней уже целый квартал. Прибавлял шагу, если она ускорялась, и замирал, если она оборачивалась — словно играл с ней в «море волнуется». Она никак не могла избавиться от стремного чувства, будто она — убийца, вернувшаяся на место преступления, а этот незнакомец — детектив, который все эти годы выслеживал ее и, наконец, настиг. Она иногда думала о нем, представляла себе крутого, уставшего от жизни частного детектива, с сигаретой в уголке рта, типа Филипа Марлоу или Мейера Ландсмана, который нашел ее следы в заброшке на Кучуры и обнаружил пачку «Кента» в котловане, аккуратно упаковал ее в пакет для улик и отправил экспертам «снять пальчики».

Ближайшая аптека была закрыта, и пару секунд Даша взвешивала вариант разбить витрину булыжником. Она дошла до следующей, но под вывеской с зеленым светящимся крестом висела табличка «инвентаризация». Третья аптека также встретила ее запертой дверью и погашенным внутри светом. А незнакомец все еще был там, на той стороне, и Даша подумала, что не стоит пока возвращаться в гостиницу, ведь так он узнает, где она остановилась. Хотя, возможно, он уже знает, и все это неважно. Конечно же, он знает. Он знает все, что знает она.

Так, перестань накручивать себя. Выдыхай.

Она решила поплутать немного, сбросить хвост.

Какой хвост? Что ты несешь? Совсем уже? Ты ведь даже не пьяна.

Нет, не пьяна, но это идея. Аптеки закрыты, но есть и другие способы снять тревогу, избавиться от тесноты в груди.

Где-то вдали звучала музыка:

You’re good Good Good Good You’re good Good