Актер. Часть 3, 4 - Юлия Кова

     Первый еще раз посмотрел на девушку. Не найдя в ней встречного отклика, он пожал плечами, и оба приятеля вернулись к тому, с чего начали: к кока-коле и бизнесу. Между тем девушка (надо ли говорить о том, что это была Лиза?) нервно стукнула себя пальцем по подбородку, расстегнула куртку и ближе придвинула к себе ноутбук. Апостол в Праге почему-то не выходил на связь. (Но речь о нем еще зайдет.) Однако молчавший Апостол — это пока полбеды. «Втора полбеды» заключались в том, с какой скоростью начал передвигаться по странам Исаев. И если установленный в ее «Нокиа» маячок еще утром показывал ей, что Андрей находится в Комри, то, едва Исаев вернулся из Комри в аэропорт Эдинбурга, как «маячок» отключился. И это могло означать, что Исаев либо сидел сейчас в самолете, либо решил избавиться от ее телефона. Но в последнее как-то не сильно верилось... Так что пришлось допустить в голову мысль о том, что Исаев, который каким-то образом лихо расщелкал ее загадки про Комри и «Кривой город», сейчас действительно летит в самолете, и летит он в Прагу. А значит, уже этим вечером он появится в Кршивоклате.

 «Что же ты делаешь, Андрей? Вернее, откуда такой темп?!»

 «Что же ты делаешь, Андрей? Вернее, откуда такой темп?!»

 Следом, правда, бомбанула еще одна мысль. У Исаева, видимо, нашелся блестящий помощник. Кто-то, кто сходу понял ее шарады, отлично знал чешский язык, умел мыслить логически и теперь принялся подсказывать Исаеву, как она создавала свои ходы, гоняя Андрея между Комри и Кршивоклатом. Но если с Апостолом в Праге Исаев точно был незнаком (в противном случае он бы вычислил ее еще неделю назад), то приходилось поверить в то, что Исаев подключил к ее розыскам «Альфу», может быть, Интерпол или... втянул во все это Алекса.

     Но думать об этом было по-настоящему страшно и не хотелось. Она любила этого человека глубоко и отчаянно. И при этом давно уже знала, что Алекс Ресль — это не конченый идеалист, повернутый на синдроме Бэтмена. Он многое знает, он многое видел, он все понимает, но есть вещи, которые он понимать не будет. У него в будущем — театр, карьера и нормальные семейные ценности, но точно не планы прыгать вокруг преступницы. Он ничего ей не должен и ей ничем не обязан, включая сюда то письмо, которым она вынимала его из СИЗО, потому что в «Панкрац» его сунул ее же отец. Она и на Исаева-то сделала ставку лишь потому, что, выбирая между Реслем и ней, Андрей в любом случае выбрал бы и защитил лучшего друга.

     Однако скорость, заданная Исаевым, заставляла подумать о том, что ей нужно спешить. Она не может дать ему фору, иначе это все плохо закончится. В итоге, она еще раз написала Апостолу в Праге, вызывая его на связь, и, еще раз подумав, вошла в доску объявлений на Mail.ru с сообщением для «То Тирио» (по-гречески это Зверь). 

 Для любого стороннего наблюдателя текст ее сообщения будет выглядеть, как белиберда и бессмысленный набор русских, латинских и греческих букв. Но если знать порядок их расположения в алфавитах и ключ к дешифровке, то криптография сложится в слова, в фразы и предложения. Пять лет назад придуманный ею код для переписки с Нико, когда им было нужно связаться друг с другом в особо экстренных случаях ...

     «Такой, как ты, Элизабет, у меня никогда не было и никогда больше не будет...» Дурацкие, болезненные, ненужные воспоминания. Мотнув головой, прогоняя их, она начала печатать:

     «Готова встретиться с тобой и расставить все по местам. Жду тебя сегодня с ХХ до ХХ часов дня. Адрес: Кршивоклат (это под Прагой), улица ХХХ, дом 15. Приходи один. Если ты не появишься, то информация о том, кто такой Николай Эстархиди, будет отправлена в Интерпол».

     Вот и всё. Шахматный блиц — игра, в которой используется экстремально укороченный период времени. И «Блокада» — ограничение подвижности пешек и фигур противника. И, наконец, «Армагеддон» — решающая партия, которая будет играться на весьма необычных условиях и где «белых» устроит лишь выигрыш, потому что в случае ничьей «черные» будут признаны выигравшей стороной.

     «Вот и всё». Отправляя это письмо она уже знала: обратной дороги нет. Через минуту ее послание было размещено на доске Mail.ru.

     Лиза медленно закрыла крышку «Макбука» и, давая себе короткую передышку, откинулась на спинку дивана.

     «Всё». И теперь ей оставалось лишь ждать.

 ߍ0ߍ0ߍ

    Час сорок пять назад.

 Домбровский пришел в себя от немыслимой боли в затылке. Голова раскалывалась напополам, глаза слезились, в висках стучало. В дополнении ко всему он почувствовал адскую боль в запястьях. Кто-то со знанием дела вывернул ему руки, защелкнул их наручниками за спиной и отволок его в угол комнаты, где и бросил его. Правда, зачем-то предварительно уложив его на бок.

 Но было что-то еще, что разбудило сознание раньше мук. Кто-то глухим голосом произнес:

 — Хорошо, жду звонка.

 Тут же рядом, навзрыд плакала девушка. Судя по голосу, та самая, которую он не хотел бросить в беде и не смог защитить... Пробиваясь сквозь муть и тошноту, Максим Валентинович приоткрыл глаза, сводя взгляд из-под ресниц в узкую щель. Действовал он предельно аккуратно. Зрение сфокусировалось и уперлось в другой угол комнаты, где сидела на корточках догола раздетая девушка. Мокрое от слез лицо, руки, пытавшиеся прикрыть наготу. В карих глазах — откровенный ужас. Домбровский похолодел. В подсознании промелькнуло: «Почему же нас в разные комнаты не развели?» Но его зрачки уже выхватывали нужное. На ее бедрах, ногах и на теле нет синяков, ссадин и следов крови. Он слегка выдохнул: «Сволочи!.. Но, к счастью, пока еще ничего не успели».

 Откуда-то слева выплыли ноги в ботинках военного образца, и мужчина шагнул к девушке. Сверху раздался издевательский хохот. Судя по разным тембрам, смеялось трое мужчин.

 — Не надо! — С расширившимися от страха глазами Наташа метнулась к стене, как будто хотела с ней слиться.

 — Да ладно тебе! Можно подумать, ты никогда не пробовала... — и откровенная, мерзкая пошлость.

 Но разговаривали на русском, причем с легким акцентом, в котором превалировала меньшая по сравнению с русским редукция гласных. При этом говоривший тянул окончание предложения так, точно он задавал вопрос, а не ставил в нем утверждение. И это Домбровский тоже успел выхватить. «Поляк? Нет, скорей, белорус...» Однако, первыми все же сработали человеческие инстинкты.

 Немыслимо захотелось собрать тело в пружину и ударом ноги засадить этому поляку, белорусу (или кто он там есть?) в надколенный сустав, ломая ему кости. Отец Лизы знал, что он это успеет сделать. А дальше-то что? Сейчас его хватит только на одного. А потом эти... сколько их в комнате? Трое?.. на нем отыграются. Впрочем, Домбровского это не волновало (нечто подобное он уже проходил). Терзало другое: двое «здоровых», «успокоив» его, так или иначе снова примутся за девочку. Слишком красивая — и уязвимая. А этим ублюдкам сейчас нужны отдых, сиеста — жертва. Женщина. И, желательно, беззащитная, чтобы в полной мере ощутить своё превосходство. Но пока они тянут, играя с ней в «кошки-мышки», по-садистски растягивая удовольствие, они невольно работают на него. А значит, сейчас самое важное — это не дать им понять, что ты пришел в себя, и сотрясение мозга (а оно у тебя точно есть) в твоем случае ничего не решает. Потому что тебе придется одному вырубать эту тройку, и сделать это придется быстро, пока с девочкой не случилось ничего более страшного. Но для этого тебе нужны свободные руки.