Имитация. Насмешка Купидона - Алекс Джиллиан

Вся смелость и бравада улетучиваются, как только ожидания не совпадают с реальностью. Она не заслужила подобного отношения, но у нее была чертова дюжина шансов, чтобы уйти и никогда ко мне не приближаться. Я был предельно честен, а ею управляли глупые фантазии. Мне ли не знать, что чем раньше произойдёт крушение, тем легче будет потом. Я делаю тебя сильнее, малышка. После моих уроков ты любого недоумка подвесишь за яйца, выкрутив их так, что он станет скулить возле твоих ног.

— Хочу поцеловать тебя, не чувствуя собственного вкуса. Это не совсем эстетично, — скривив губы, небрежно отвечаю я. И она вздрагивает, словно я только что плюнул ей в лицо. Бл*дь, да я сделал гораздо хуже.

— Ты сейчас мне об эстетике говоришь? — голос натянут до треска, рваный, охрипший. Ее горло еще долго будет саднить и болеть, напоминая о незабываемых моментах первого настоящего минета в ее жизни.

— Ты думаешь, что я был груб? — иронично интересуюсь я, приподнимаясь и облокачиваясь спиной на изголовье.

Эби убирает упавший на лицо локон за ухо, рассматривая меня с нечитаемым выражением глаз. Я больше не герой девичьих грез, правда? Дориан Грей — романтический персонаж только на страницах книг, отрицательный, но в чем-то притягательный. Избитый прием романистов. Красота и жестокость — опасное сочетание. Каждая хочет стать укротительницей падшего ангела или сбежавшего из ада демона. Но жизнь гораздо беспощаднее и жестче. Стоит один раз ступить на шаткий мост над жерлом кипящего вулкана, наполненного совершенными грехами, и назад дороги нет. Мы можем наивно полагать о том, что получится вернуться, измениться, стать прежними, но этого не случится. Можно праведника превратить в распутника и негодяя, но не наоборот. Чудес не бывает. Трагедии не делают нас лучше, испытанная боль не пробуждает сочувствие к другим. И если нас предают, то мы не пытаемся предотвратить это в следующих отношениях, а предаем сами, избегая новой порции боли. Чувствительность пропадает. Страдания никого еще не сделали добрее и чище. Если исключения и случаются, то это не про меня. Я выбираю другой путь. Никаких ожиданий.

— Я думаю, что ты сделал это намеренно, чтобы унизить меня. Но я не знаю зачем, — моя глупая девочка, мне не надо даже стараться, чтобы унизить тебя. Ты сама это делаешь, позволяя пользоваться собой.

— И я не знаю зачем, Эби, — произношу вслух. — Я хотел заботиться о тебе, а не трахать, но именно ты выбрала последнее.

— А тебе не пришло в голову, что я люблю тебя? — признание в любви в ответ на мою откровенную пошлость и грубость. Смешно и горько. Она, похоже, верит в свою фантазию, как я когда-то верил в героев.

— А как насчет гордости и самоуважения? Я сказал, что люблю другую, — последняя фраза дается тяжело, отдается глухой болью в сердце, рождая новую порцию гнева. — Ты думаешь, твой неумелый минет заставит меня полюбить тебя? К тому же твоя любовь — это детская иллюзия. Как видишь, я не герой твоего романа, но мы имеем то, что имеем. Поэтому… Снимай свои дешёвые вульгарные шорты и колготки, которые обычно предпочитают надевать проститутки, выходя на смену.

— Часто общаешься с подобной категорией женщин? Оно и заметно, — оскорбленно отвечает Эби, прикрывая грудь руками и не собираясь подчиняться.

— Ты разденешься, или опять мне все делать самому? — холодно спрашиваю я.

— Пошел к черту, — Эби выпивает остатки вина и вытирает рот тыльной стороной ладони, ставит пустой бокал на тумбочку со своей стороны. Ее взгляд мечет в меня молнии.

— Иди ко мне, — протягиваю руку, и она смотрит на нее, как на ядовитую змею, готовую вот-вот на нее наброситься. Нет, детка. Не там ищешь. Змея у меня в штанах, и она уже готова к броску. — Ты так хотела получить меня. Неужели передумала? Вернешься к своим неудачникам, потеющим и трясущимся от страха? Выбор у тебя был и есть до сих пор. Мне вызвать Брекстона, чтобы он отправил тебя туда, откуда привез?

— Тогда ты не получишь файлы отца.

— Я уже говорил, что мне неинтересно, детка. Я играю в другой команде. Ты забыла? — цинично лгу я, снимая с себя футболку, и снова протягиваю руку. — Давай, не тяни время. Скоро утро. Будешь послушной девочкой, и я тебя не обижу. Розового секса не обещаю, но и больно не сделаю.

Красивые изогнутые брови Эби сдвигаются, она настороженно и с бьющим прямо в сердце доверием смотрит в глаза, опускается ниже, блуждая по моему голому торсу, плечам, и не отводит взгляд, когда я медленно снимаю свои брюки, бросая туда же, где валяется ее свитер. Девчонка закусывает губы, уже испробовавшие каждый сантиметр члена, быстро увеличивающегося в размерах под ее настороженным горячим взглядом. Какого хрена она позволяет мне? Что является причиной? Любопытство, страх, временное помешательство? Не имеет значения. Она хочет, черт бы ее побрал. Это читается в поплывших глазах, учащенном дыхании, сжатым бедрам. Возбужденная, уязвимая и беззащитная. Охеренный набор, то, что нужно, чтобы потерять голову, забыться. Испуганный брошенный котенок, нуждающийся в ласке. Бездомный, потерянный, но без сомнения умеющий выпускать когти в нужный момент и падать на четыре лапы.

Эби колеблется недолго, и я не хочу разбираться в том, что именно заставляет ее принять решение, которое она начинает выражать без промедления. Девушка медленно приподнимается, откидывает за спину тяжелые густые волосы, изгибаясь немного назад, выставляя напоказ небольшую грудь с острыми сосками и выступающие ребра, втянутый животик с прорисованными мышцами пресса. Вставая на колени, Эби расстёгивает пуговку на шортах, опускает вниз собачку молнии и неторопливо стягивает джинсовую ткань по бедрам. Захватывает большими пальцами резинку колготок, которые я успел возненавидеть, и снимает их тоже, оставляя только крошечные черные кружевные трусики, прозрачные настолько, что я могу без труда рассмотреть ее розовую самую интимную часть тела. И это, чёрт возьми, выглядит просто убийственно охрененно эротично. Эрекция дергается, достигнув полной боевой готовности, я обхватываю член левой ладонью и с вырывающимся сквозь стиснутые зубы шипением порывисто провожу снизу-вверх и обратно. Она не выглядит шокированной моими откровенными действиями. Скорее я вижу на ее лице упрямство и отчаянную уверенность. Эби опускается на свою упругую задницу и приподнимает ноги, полностью стаскивает шорты с колготками, отправляя на пол к остальным вещам. На мне только неотразимый костюм Адама, на ней пара