Орлы в буре - Бен Кейн

понравилось бы, если бы его разбудили

из-за этого куска грязи, господин.

Туллу было достаточно. — Ты думаешь? Не смеши меня!

Брови преторианца нахмурились в ярости. — Я…

— Заткнись, личинка! — Тулл использовал свою луженную глотку. —

Я был центурионом дольше, чем ты подтирал себе задницу. Я участвовал в

гораздо большем количестве сражений, чем ты, стоя на страже дворца, и я

убил больше людей, чем количество раз, когда ты полировал свои гребаные

доспехи. Более того, Германик меня знает, а этот кусок грязи – дезертир из

лагеря Арминия! Я предлагаю вам пойти и поговорить с наместником.

СЕЙЧАС ЖЕ!

Преторианец попытался подобрать слова, но не смог. Его напарник

тоже был ошарашен.

— Ты понял меня, бесполезный кусок дерьма? — прогремел Тулл.

— Да, господин. — Пожав массивными плечами, взглянув на своего

потрясенного товарища: «Что еще я могу сделать?», он неуклюже вошел

внутрь.

Тулл вел себя так, будто второго часового даже не было рядом, пока

они ждали. И Пизон, и Метилий казались чрезвычайно довольными. «Им

понравилось наблюдать, как преторианца поставили на его место», —

подумал Тулл с некоторым весельем.

Вскоре появился преторианец и сообщил, что Тулл должен ждать

штабного офицера. Упомянутый чиновник появился через двадцать ударов

сердца, все еще поправляя свою перевязь и металлический пояс. Худощавый, с намасленными волосами, чуть за тридцать, он натянуто улыбнулся Туллу –

121

при других обстоятельствах его ответ вполне мог бы быть враждебным — и

спросил: — Вы центурион Тулл?

— Да, командир. — Тулл получил огромное удовольствие от того, что

на лице преторианца появилось смятение. «Да, я могу положить конец твоей

карьере, когда войду внутрь», — подумал он. «Думай об этом, личинка».

Высокомерное выражение лица штабного офицера немного

смягчилось. — У вас есть новости для наместника?

Тулл указал на хатта. — Этот человек прибыл из лагеря Арминия, командир. Я думал, что Германик захочет услышать его новости.

Офицер фыркнул. — Как скажешь, — заметил он. — Ты и дикарь, идите за мной.

Он провел Тулла и воина-хатта с настороженным лицом через

прихожую, устланную коврами. Расписные статуи Марса, Юноны и

Минервы, священной триады, наблюдали за их прохождением. Запах

горелого фитиля пронизывал воздух, и это подсказало Туллу, что десятки

ламп на огромных бронзовых светильниках недавно погасили. По всей

вероятности, Германик не спал. Несмотря на срочность визита Тулла, это

было хорошо.

Они прошли через несколько разделенных комнат, одна из которых

была посвящена Тиберию, императору, а другая была устроена как ларарий –

святыня, которую можно найти в каждом римском доме. Последней была

большая обеденная зона с тремя кушетками, расставленными обычным

образом вокруг низкого стола. «Вот как живет другая половина», — подумал

Тулл. «Даже в походе Германик обедает, как обедает в своем дворце в Риме, а мы, солдаты, едим, сидя у наших костров».

Офицер остановился перед последней шерстяной перегородкой, искусно украшенной, как мозаичный пол. Снаружи стояли два преторианца с

такими же каменными лицами, как и их товарищи снаружи. Офицер кивнул

им и нервно кашлянул. — Господин?

— Кто там? — спросил Германик с другой стороны перегородки.

— Со мной центурион Тулл, сэр, и германец, который, по его словам, принес важные новости.

— Впустите Тулла.

— Да, господин. — Офицер указал на Тулла и одними губами

произнес: — Идите.

Воин-хатт выглядел не слишком счастливым.

— Они не причинят тебе вреда. — Тулл поднял перегородку.

Комната за ней была не спальней Германика, как он с облегчением

обнаружил, а другой приемной. Расписной бюст Тиберия с суровым лицом и

мясистой челюстью, как и при жизни, наблюдал за всем. Вдоль «стен» стояли

122

удобные на вид кушетки. Документы, чернильницы и железные стилусы

покрывали инкрустированную бронзой поверхность дубового стола с

ножками, вырезанными в виде львиных лап. Когда Тулл вошел, усталый

Германик поднял голову от бумажной волокиты. Одетый в тунику с

пурпурной каймой и поясом, он сохранял величие, присутствие, которое

требовало уважения.

— Я мог бы догадаться, что это будешь ты, — сказал он, когда Тулл

отсалютовал.

Никогда не зная, шутит ли Германик или играет с ним – Тулл часто

подозревал, что это и то, и другое, – он пробормотал: — Извините, что

нарушил ваш покой, господин. Я пришел только потому, что это серьезно.

Германик широко улыбнулся. — Расскажи мне.

Вкратце Тулл объяснил присутствие воина-хатта,