Весенняя коллекция детектива - Татьяна Полякова

– Отвечай, идиот! – прикрикнула на него Олимпиада.

Оказалось, что именно этого стимула и не хватало мыслительным Олежкиным процессам, которые моментально убыстрились.

– Нет, – сказал он наконец. – Никто не входил. То есть только козлы из ментуры, а больше никто.

Козлы из ментуры очень оскорбительно велели ему вернуться. «Давай-давай, – сказали козлы, – шагай обратно! Куда это ты собрался!» И Олежка вернулся.

– Это вы точно вспомнили?

– Точно! – злобно вякнул Олежка. – Точно! И вообще я больше не намерен отвечать на ваши идиотские вопросы!

Тут Добровольский сказал, что больше идиотских вопросов у него нет, и освободил Олежке дорогу. Тот ринулся вон, протиснулся в узкий проход, и слышно было, как по лестнице протопали его ботинки.

– Я приглашу людей, чтобы они сделали тебе дверь, – как ни в чем не бывало сообщил Добровольский Олимпиаде. – Ни войти, ни выйти.

– Дура ты, – сказала Олимпиада Люсинде. – Видишь ли, она благородно молчала! А если бы я за козла этого замуж собралась, а ты бы меня даже не предупредила, что он такая сволочь?!

– Да не собралась бы ты, – ответила Люсинда не слишком уверенно, – и я бы тогда тебя предупредила!

– Когда тогда, Люська?! Ну что ты, ей-богу!

– Не хотела я тебя расстраивать…

Олимпиада зафыркала, как зеленый кот Василий, когда боком скакал по дорожке за воробьем.

– Мне не нравится, что он работает в риелторской конторе, – неожиданно объявил Добровольский. – Очень не нравится!

– Давайте кофе пить, – предложила Олимпиада. – Я сварю сейчас, только сними мне с верхней полки большой кофейник. Снимешь?

– Где?

– Во-он, видишь?

Добровольский снял кофейник.

– А какая тебе разница, где он работает?

– Риелторская контора занимается недвижимостью, а ваш дом – это как раз недвижимость.

– Ну и что? – не поняла Олимпиада. – И потом, что значит – наш дом? У нас же… не коммуналка, у нас целый дом, и у каждого отдельная квартира!

Добровольский выдвинул стул и сел на него верхом посреди кухни. Уходить от Олимпиады ему не хотелось. Ему хотелось сидеть посреди кухни и смотреть, как она варит кофе.

– Насколько я понял, вашего дома нет.

– Как нет? Вот он! – и Олимпиада Владимировна повела рукой, указывая на вполне материальные стены, окна и перегородки. – Или ты хочешь сказать, что его в документах нет?

– Нет, – подтвердил Добровольский. – Я просил своего помощника навести справки, и он навел. Вашего дома не существует в природе. Он – миф. Фантом.

Люсинда прислонилась к косяку – слушала.

– Это точно, – подтвердила Олимпиада даже с некоторой гордостью. – По документам его нет.

– Ты говорила, что вы все делаете сами, даже крышу ремонтируете и сажаете маргаритки.

– Ну да, но при чем тут Олежка?!

– Смотри, – сказал Добровольский. – В самом центре Москвы, где земля стоит бешеных денег, стоит дом, о котором все забыли. В нем живут несколько человек, долгие годы. Потом вдруг что-то происходит, и люди начинают умирать. Причем люди, объединенные только тем, что они живут в этом доме, а больше ничем. Парамоновы никак не были связаны с Племянниковым, верно? Только тем, что они… соседи. Как и вы. Вы тоже соседи.

– Да, ну и что?

– А твой кавалер работает в риелторской конторе, которая занимается куплей-продажей недвижимости, верно?

Олимпиада бросила свой кофейник и уставилась на Добровольского.

– Да ладно! – произнесла она с чувством. – Ты хочешь сказать, что это он тут всех поубивал, чтобы как-то завладеть домом?!

Добровольский пожал плечами.

– Но как он может им завладеть?!

– Я не знаю. Но уверяю тебя, что существует огромное множество всяких комбинаций!

– А зачем ты его спрашивал, кто мимо него прошел?

– Я спрашивал потому, что у меня есть подозрения, – ответил Добровольский довольно туманно. – Но я пока не буду их озвучивать. Мне необходимо все проверить.

– Как ты можешь проверить, если ты не милиционер?!

– У меня есть связи, – ответил Добровольский еще более туманно.

– А Женька-писатель? – подала голос Люсинда. – Люба говорила, что он в саперных войсках служил! Это правда или как?

– Не знаю. Но это самое простое, – сказал Добровольский. – Это можно узнать в течение часа. Отправить запрос, и все.

– Какой запрос, Павел?!

– У меня есть связи, – повторил Добровольский настойчиво.

Олимпиада помешала кофе и сняла кофейник с плиты.

– Но тогда выходит, – сказала она, держа кофейник в руке, – что он причастен к взрыву? Если дядя Гоша занимался изготовлением взрывных устройств, а Женя их сбытом…

– Слабоват он для сбыта, – задумчиво проговорил Добровольский. – Или он гениальный актер, что сомнительно.

– Какие взрывные устройства? – пролепетала Люсинда. – Дядя Гоша Племянников?!

– Да, да, – зашептала Олимпиада, – я тебе потом все расскажу! – И, как всякая нормальная женщина, тут же принялась рассказывать: – У него дома целая лаборатория за железной дверью. Это какой-то кошмар, я такого никогда не видела!..

– Липа, – одернул ее Добровольский, – ты, кажется, обещала рассказать потом!

– Но я же ничего и не рассказываю! И потом, если Женя ему помогал, значит, он тоже обо всем знал?! И, может, это он убил дядю Гошу?!

Добровольский пожал плечами:

– Я бы не стал делать скоропалительных выводов.

Сказано это было с таким явным превосходством, что любая уважающая себя феминистка немедленно отволокла бы его в суд хотя бы за неуважение к присутствующим дамам!

Но ни Люсинда, ни Олимпиада не были приверженцами моднейшей женской религии и веру в мужское тупоумие не исповедовали.

– Хорошо, – сказала Олимпиада, – если это скоропалительные выводы, то что тогда не скоропалительные?

Добровольский выразительно посмотрел на кофейник. Олимпиада спохватилась, достала кружки, круассаны и сушки с маком, кому что больше нравится.

– Когда я ползал по крыше первый раз после того, как упал Парамонов, то нашел три пары следов, – сказал Добровольский, прихлебывая огненный кофе. – Кеды, валенки и рифленые ботинки. Парамонов был в ботинках. Валенки есть у всех. В кедах в этом доме ходит только Женя, который выполнял поручения Племянникова и, по слухам, служил в саперных войсках. Значит, кроме Парамонова и Жени, на крыше был кто-то еще из жильцов. Когда я спускался, дверь в квартиру Племянникова была открыта.

– Как она могла быть открыта, если квартира запечатана, опечатана то есть?! – воскликнула Люсинда.