Живой Журнал. Публикации 2001-2006 - Владимир Сергеевич Березин

с Быковым о том, что "очкарики" — это евреи?

— Ну а про очкариков — тут ведь вольность формулировки. Вот Быков так решил, придумал метафору. Его право. Но тождество это строгим образом не доказано. А что думали АБС, когда писали — мы не знаем.

Со стороны похоже на что угодно — хоть на интеллигентов, например.

— Вам, кстати, не кажется странным, что о Стругацких так мало до сих пор написано. Ладно, ранние вещи — возможно, там и анализировать нечего, все на поверхности, но уж поздние — да еще и с выходом на "Бессильных" Витицкого — тут уж просто благодать. Читал я один всего какой-то костромской автореферат: там что-то об интеллигенции, но до Быкова — как до Луны…

Недоказанность сопоставлений очкариков с евреев не отменяет ведь ценность статьи? я в сущности о том, что в ГЛ Стругацкие на не-фантастическом материале ставят вопрос о религиозности революции. Горький ставил те же вопросы в романе "Мать". Ведь мокрецы — это секта, а секта революционна по определению. Это уже не рефлексирующие прогрессоры.

— А о Стругацких написано довольно много — мне, кстати, не очень нравится статья Быкова. Он талантливый человек, но напоминает иногда посетителя сада, что понадкусывал все яблоки, да и побежал дальше. Он часто идет на поводу у красоты фразы — иногда это получается хорошо, но чаще неглубоко.

Революционная религиозность до такой степени общее место за последние двести лет, что я и высказываться на эту тему боюсь.

— Скажем, очкариков можно идентифицировать как секту, или, в крайнем случае, организацию — тем они и отличаются от Банева сотоварищи, которые — такие a la старина Хэм одинокие дядьки.

— Я очень аккуратно отношусь к обобщениям.

— Я ж не ставлю себе целью подвести всех под одну гребенку

мне просто интересна та модель общественного устройства, которая существует в ГЛ — а модель — это так или иначе, но обобщение, тут уж никуда не денешься. Гениальный Свифт тоже ведь обобщал) Я имел в виду обобщения другого рода — обобщения трактователей. Часто поэту, глубоко наплевать "как было на самом деле". Ему нужна красивая фраза, образ. Так и здесь — нужно отделить "похоже на" от "является символом того-то".

— Хорошо, пусть так. То есть мокрецы являются "символом того-то…" Чего? Новой расы? или людей, которые, как Ной, выживут после потопа? всадников Апокалипсиса? Слишком много смысловых напластований…

— Понимаете, это как история с собакой, что бежит по луже в "Сталкере". Есть известный анекдот про девушку, что на какой-то творческой встрече спрашивала у Тарковского — наверное, эта ваша собака — символ одиночества человека? Или это символ одиночества в цивилизации? Или это душа зоны?

Тарковский мялся и раздражённо говорил, что это просто собака.

— Да, девушки — это такое дело… Но собака — это, возможно, и впрямь просто собака. А дождь, Апокалипсис, дети-вундеркинды — это разве просто так? Все- таки фильм и роман суть глубоко различные вещи

— Да нет.

— Я о том, что есть вопрос трактовки. Тут есть поле исследователя, который занимается научным знанием и выясняет истину "по-научному".

А есть поэт. Увидел что-то, в нём заработала машинка по производству образов — и ну отождествлять Плотника и Моржа со странами Коалиции, а устриц — с иракским народом. Лучше не смешивать два подхода. В любом случае ответ на вопрос типа"… — это…" можно получить у Б.С. - он, слава Богу ещё жив, и на интересные вопросы отвечает. Впрочем, может уже и отвечал — Сеть всё помнит.

— Да, пожалуй, надо переадресовать вопросы Б.Н. Мой-то интерес — научный, разумеется. Был бы он пиитическим, я б и не спрашивал ничего, а сел бы и написал, какой хороший мужик Ван Лихун (впрочем, написал уже) — все-таки поэту вольности простительны

Исследователю, разумеется, нет.

Извините, если кого обидел.

29 июня 2006

История про разговоры (СCC)

— Всё-таки вы как герой Борхеса. Всё норовите любую человеческую деятельность назвать фантастикой, а потом составить карту 1:1.

— Вы мне льстите. Я — не герой Борхеса, я его последовательный последователь. Который ортодоксальнее ортодоксов. А Вы меня совсем зашугали. Я уже и слово-то "фантаст" боюсь вымолвить. Так, намекаю только: мол, имеют некоторое отношение к чему-то там…

— Я не могу никого зашугать. Меня и так-то в приличных домах на порог не пускают. А редактор Ч. и вовсе запретил меня печатать. Скоро мне будут плевать в дырку дверного замка.

— Ещё как можете! Потому и не пускают, что боятся. Впрочем, мы всегда можем пересечься в каком-нибудь неприличном доме. Главное, чтоб там было чего налить.

— Да знаю я эти дома. Толпы пьяных в этих домах, битое стекло у лифта и Фирс, забытый в баре до утра.

Я там как раз семинар должен вести.

— Нет-нет, на этот раз увольте! Мне столько не выпить.

— Знаете свежую историю про то, кто пишет, о чём хочет?

— Нет, конечно! Кто бы её мне рассказал?

— Я расскажу.

— Будем ждать.

— Я жду рассказа про "кто пишет, о чём хочет", но так и не вижу ни холеры. Или я что-то пропустил?

— Его стёрли, к сожалению — поиск не ищет. Там дело было в том: одна девушка говорила: вот ведь люди с широким образованием! Что хотят, то и сравнивают! (И была приложена цитата из писательницы-фантаста (ведь верно, она писательница-фантаст, да?) Латыниной, которая сравнивала несчастного Шарона сначала с Алкивиадом, а потом с Александром Македонским.

Извините, если кого обидел.

30 июня 2006

История про разговоры (СCCI)

— Тут есть сугубо моё мнение — есть условно "довоенный Марр" и "послевоенный". То есть, во втором случае, ситуация, когда пришли большие батальоны и начали нашёптывать об "орловско-курском диалекте".

То есть в науке часто бывает первая, безумная стадия сумасшедших теорий, которые дают нам пищу размышлений, потом они набирают силу — и вот уже наши друзья раздают щелбаны оппонентам, и мы начинаем возмущаться… И вот приходит Высшая сила, избавляет нас от них — и мы с ужасом видим, что мы — избавлены от них, но стоим в крови по колено — и трупы научных оппонентов плывут мимо.

И нет в том никакой радости.

— Сам Марр до своего послевоенного состояния не дожил, может, и к лучшему. А в крови по колено нет никакой радости, тут я с вами согласен полностью, и неважно, чья это кровь — той стороны или этой. Когда проблемы языкознания решаются кровью — это совсем