Поиск Анны - Алексей Зорин

В кронах деревьев что-то зашуршало, и мимо пронеслась стремительная тень. Летучие мыши! Бабки на селе рассказывали детям сказки, что летучие мыши пьют кровь, как вампиры. Аня им не верила. Но одно знала точно: летучие мыши едят светлячков.

Словно в ответ на ее мысли, тень с распростертыми крыльями низко спикировала и стремительно пронеслась по земле, касаясь огромными крыльями травы. Аня испуганно прижала к груди ладонь со светлячком.

— Улетайте прочь! Не трогайте моих светлячков!

С темного неба в траву обрушилась еще одна тень. Аня вскрикнула и увидела, как погас один из огоньков.

Девочка метнулась вбок, туда, где минутой раньше нащупала в траве палку. Аня схватила ее свободной рукой и занесла над головой.

— Пошли прочь отсюда! Прочь!

Под сводами леса теперь стремительно носилось целое полчище крылатых теней — в темноте Аня видела лишь их проносящиеся силуэты, да страшно хлопали кожаные крылья. Девочка махала палкой над головой, прижимая к груди светлячка.

— Прочь! Убирайтесь прочь!

Потревоженные мыши россыпью разлетались в стороны, и в какой-то момент их просто не стало. Последняя тень мелькнула среди деревьев, чтобы раствориться в ночи, как будто ее и не было.

Аня опустила палку и разжала ладонь. Светлячок все так же тихо светился в ее руке. Девочке показалось, что он благодарно подмигнул ей. Аня опустилась на колени и поднесла ладонь к траве.

— Лети, светлячок! — сказала она. — Только будь аккуратен!

Светлячок вспорхнул с ладони, но далеко лететь не стал. Он опустился на землю, туда, где среди густой зеленой травы тускло блеснул в неярком свете ночного жука ключ.

— Я дома!

В ответ была ожидаемая оглушительная тишина. Анна и не ожидала услышать ответное «привет», а уже тем более «привет, мам». Скорее говорила эту дежурную фразу на автомате, чтобы хоть что-то сказать. А может, это была та единственная стабильность в ее жизни. Что бы ни случилось, она знала: вечером она придет в свой уютный дом, скажет в пустоту «я дома!», и пойдет на кухню пить чай.

Сейчас ставить чайник она не собиралась. Нужно было собрать вещи, состряпать историю для больничного (на случай, если Федорыч не даст выходные за свой счет). Тянуть было некогда, завтра с утра был намечен выезд в Обитель Рассвета. И хотя Смолину каждый раз передергивало от этой мысли, а к горлу подступала тошнота, другого выхода она не видела. Если уж заварила кашу — придется расхлебывать.

Из-под двери ванной комнаты лился приглушенный свет, видимо, Ленка принимала ванну. Правда, делала она это на удивление тихо — обычно она врубала своих эмо, еще и подпевала (надо сказать, не особо умеючи, о чем Анна ей, конечно же, не говорила). Но сейчас из-за двери доносилась полная тишина.

— Лен, ты там? — постучалась Смолина. Дверь легко качнулась, и Анна поняла, что она не заперта. А это значит, что Ленка опять забыла выключить свет — потому что первым делом она запирала любую дверь на щеколду.

Смолина потянула дверь на себя и тут же поняла, что Ленка не забыла выключить свет.

Анна даже не осознала, что первое бросилось ей в глаза. Огромная, в потеках на полстены летучая мышь, нарисованная чем-то красным или тело Лены, плавающее в ванной в собственной крови.

Капельница была похожа на медузу — когда-то давно, в детстве, Анна была с мамой на море и видела такую в воде. В детстве Смолина терпеть не могла медуз, но сейчас из нее по мягкому отростку-щупальцу в тело Лены текла жизнь.

Следователь уже ушел. Он записал показания Анны — в том числе насчет летучей мыши, но по его глазам Смолина поняла — он ей не верит. Она как будто слышала мысли полицейского: «Ты просто хреновая мать. Вот и все. И ты ищешь причины и оправдания, придумываешь какие-то дикие секты. Но правда в том что ты просто хреновая мать.»

Смолиной хотелось орать. Внутри билось отчаяние смешанное с безмолвной яростью, которые не находили выхода. Ее ребенок лежал на кушетке без сознания с огромной иглой, загнанной под кожу, и с зашитым запястьем. Анна знала — в этом виновны все те же люди, из-за которых вышел в окно маленький Антон и другие дети. Те, кто довели до сумасшествия Сергея, убили и сожгли Машеньку с ее матерью, журналиста, и двух обычных деревенских парней, никому не причинивших вреда — а в том, что Тойво и Юко мертвы, Смолина не сомневалась. И если их никто не ищет — почем знать, сколько еще убитых людей на счету у… у кого? У Светорожденного и его некоммерческой религиозной организации «Дети Рассвета», которую впору переименовать в кровавую секту?

Ответа не было. Анна держала в руках безжизненную ладонь Лены и не отрываясь смотрела на ее лицо, моля бога, чтобы девочка открыла глаза. Смолина наотрез отказалась выходить из палаты. Если она не смогла уберечь свою дочь — значит будет с ней рядом, пока она не проснется.

Чувство вины перед Леной не покидало Анну. Может Виктор Георгиевич — специалист по опеке — прав, и ей надо больше проводить время с дочерью? Но как найти подход к этому колючему ежу? Анна понимала, что под острыми иголками скрывается нежное, ранимое сердце, но пока Лена не была готова открыть его для Смолиной. И самое страшное, что в голове начинали всплывать мысли о том, что, возможно, Анна просто не создана для материнства. От этого в груди разливалось пламя такой непереносимой тоски, от которого в этом мире не было спасения.

Мерный едва слышный гул медицинских аппаратов убаюкивал. Лампочка над дверью приглушенно мигала, словно маяк, то ли куда-то маня, то ли наоборот предупреждая корабли в ночи о приближении к опасным скалам. Постепенно все мысли ушли, оставив в голове туман. Он липким киселем обволакивал Анну. Впрочем, этот туман был с ней на протяжении всей жизни. И сейчас он скрывал от Смолиной не только виновников череды убийств, но и воспоминания о детстве. Кто она на самом деле?

Смолина вынырнула из своих мыслей, вздохнула, вновь повернулась к девочке и внезапно наткнулась