Второй Саладин - Стивен Хантер

Он дежурно пробежал глазами расшифровку, но ничего необычного не заметил.

– Ну ладно, хорошо…

Он вдруг запнулся. Потом вчитался еще раз, внимательней.

Черт побери!

– Видишь вот это?

– А?

Кудесник со всех ног бросился к нему, переполошившись, что прозевал что-то важное.

– Ах, это, – с облегчением проговорил он, – ну конечно, я это видел.

Ему нужно было непременно заявить об этом.

– Но ничего предосудительного не усмотрел. – Он рассмеялся. – Ну подумаешь, племяннику Чарди из Мексики понадобились деньги. Это не показалось мне…

– Да, ты прав. – Ланахан всегда умел лгать, не вызывая подозрений. – Послушай, я еще несколько минут почитаю это, ладно?

– Конечно, Майлз.

Кудесник вышел.

Ланахан откинулся на спинку стула, торжествуя, победу. Им овладело чудовищное возбуждение.

Что делать дальше?

Рассказать Вер Стигу?

Нет, к черту Вер Стига. Рассказать Мелмену? Отправиться прямиком к Мелмену, тайному вдохновителю всей операции? Может, и правда пойти прямо к Сэму, который уже благоволит Майлзу? У него внезапно разыгралось воображение. Вот его пропуск на следующую ступень! Наверх, наверх! На краткий миг он увидел себя заместителем директора к тридцати годам. К тридцати! Самый молодой заместитель директора в истории, на семь лет младше самого молодого из предыдущих (он как-то раз проверял) и единственный католик, которому удалось достичь таких высот. Эта картина ему понравилась. Он любовался ею, рассматривал со всех сторон, смаковал оттенки. Вообще-то Ланахан не был склонен предаваться мечтаниям, разве что на тему собственной карьеры, тайный ритм и очертания которой он обожал. В этих мечтах он виделся себе облеченным властью, авторитетом, уважением.

Он снял трубку защищенного от прослушивания телефона, чтобы позвонить Мелмену.

– Оперативный директорат.

– Канцелярию замдиректора, пожалуйста.

– Секундочку.

– Канцелярия замдиректора.

– Это Майлз Ланахан. Его высокопреосвященство свободен?

– Он на другой линии. Можете подождать?

– Да, могу.

Секретарша Мелмена смутно вспоминалась ему, как строгая одинокая дама.

В мертвой тишине, которая воцарилась в трубке, он еще раз проговорил все про себя.

Тревитт жив и находится в Мексике. Чарди руководит им?

Что за чертовщина творится? Во-первых, это стало для него неожиданностью. Чарди пошел на такие ухищрения? Чарди, угрюмый, вспыльчивый спортсмен, ковбой, однолюб? Что он задумал? Что это за игра?

Эта мысль не давала Ланахану покоя.

Неужели Чарди работает в одиночку? Или у него есть тайные связи, контакты, каналы? Или этот разговор был совершенно невинен?

Не бывает ничего невинного. Никогда.

Может, Тревитт подставил Спейта?

Может, Чарди работает на русских?

Эта идея совсем не показалась ему омерзительной, напротив, она воодушевила его. Она наполнила его удивлением и изумлением, почти трепетом. Господи, неужели ему так подвезло! Это же золотое дно! Парень, который прищучил Филби,[39]обеспечил себя бесплатными обедами на многие годы вперед!

Майлз принялся обдумывать эту возможность. Чарди пробыл в руках русских неделю, и они разделали его под орех. Они раскололи его, вывернули наизнанку, отчет Мелмена недвусмысленно давал это понять. А потом управление вышвырнуло его на улицу.

Возможно, все семь долгих лет изгнания он копил на них обиду и злость. Вероятно, он возненавидел тех, кто бросил его томиться в той камере в Багдаде, отдал русским на расправу. А чего он хотел – чтобы ради одного человека на тюрьму устроили авианалет? Он просто не желал смотреть на мир трезво – ковбои нередко этим грешат. Но за время изгнания он, ослепленный своей обидой, возненавидел бывших коллег. Ланахан вполне понимал психологическую подоплеку: он тоже был в управлении чужой, с репутацией мрачного церковника, богомольца и святоши, низкорослый, прыщавый, унылый и несимпатичный, и патриции, заправлявшие конторой, вечно взирали на него со своих высот с отвращением. Ланахан с легкостью мог представить себе, как Чарди, среди малолеток, в той унылой школе, окруженный символами веры, которая не поддержала его в трудную минуту, постепенно ожесточается все больше и больше, пока единственным возможным образом действий для него не становится измена, предательство…

И вдруг Ланахана осенило, он понял, что это за игра: русские подбрасывают Чарди курда, и тот его обезвреживает. Он снова становится героем, возвращается из небытия, опять входит в круг избранных, он вновь возвышается. А русские получают то, чего всегда хотели, но никогда не могли добиться: своего человека на высоком посту в управлении.

Сердце у Ланахана глухо забилось.

– Мелмен.

– Э-э. О Сэм.

– Да, что случилось, Майлз?

Голос у Мелмена был бодрый и энергичный, и его внезапность сбила Ланахана с мысли.

– Э-э… – промямлил он, – Сэм, до вас дошли отчеты о мерах безопасности по Бостону?

– Да, дошли. Как раз сегодня утром.

– Я просто проверял. Не был уверен, что Йост передал их вам перед отъездом.

– Да, все здесь. По-моему, неплохо.

– Из Дейтона что-нибудь сообщают?

– У них есть сообщения о том, что его видели в нескольких местах. Сведения, которые я получаю, внушают оптимизм. Они оцепили автовокзалы, железнодорожные станции, все под контролем.

– Хорошо.

– Кстати, как себя ведет Чарди?

«Скажи ему», – приказал он себе.

– Много жалуется. Хотел поехать в Дейтон.

– Это в его духе.

– Он торчит рядом с Данцигом, как вы и хотели.

– Хорошо. Там ему самое место.

– Я позабочусь, чтобы он там и оставался.

– Ты приглядываешь за делами в Бостоне?

– Да, сэр. Это только на выходные. Сюда в пятницу вечером, обратно в воскресенье утром. Ничего страшного. Я заручился поддержкой Бостонской полиции, нанял частных охранников. Все, кто имеет отношение к делу, с нами заодно.

– Звучит неплохо, Майлз. Уверен, ты прекрасно справишься.

– Спасибо, Сэм, – поблагодарил Ланахан.

«Скажи ему. Скажи».