Охота на императора - Рудольф Баландин

«Нет, – писал по этому поводу религиозный философ Сергий Булгаков, – здесь «Бог с дьяволом борется, а поле битвы – сердца людей», и потому-то трагедия «Бесы» имеет не только политическое, временное, преходящее значение, но содержит в себе зерно бессмертной жизни, луч немеркнущей истины, как все великие и подлинные трагедии, тоже берущие себе форму из исторически ограниченной среды, в определенной эпохе».

Один из героев романа, раскаявшийся революционер на вопрос «для чего было сделано столько убийств, скандалов и мерзостей», ответил, повторяя идеи сторонников Нечаева:

«Для систематического потрясения основ, для систематического разложения общества и всех начал; для того чтобы всех обескуражить и изо всего сделать кашу, и расшатавшееся таким образом общество, болезненное и раскисшее, циническое и неверующее, но с бесконечною жаждой какой-нибудь руководящей мысли и самосохранения – вдруг взять в свои руки, подняв знамя бунта и опираясь на целую сеть пятерок, вербовавших и изыскивавших практически все приемы и все слабые места, за которые можно ухватиться».

Но из этого же романа следует, что идеи социализма действительно захватывают некоторых людей до глубины души, ибо в этих идеях и в этих людях есть благородство и правда, стремление к счастью не личному, а всеобщему. Ради этих высоких целей идет молодежь в тайные революционные организации. И эту тягу ни репрессиями, ни увещеваниями не остановишь.

Достоевский в молодости и сам подвергся жестокому духовному истязанию. Как мы знаем, его вместе с другими участниками кружка «вольнодумцев» осудили на смертную казнь, вывели на плац перед виселицами, инсценировали неминуемую казнь, и лишь в последний момент отменили ее. Все это совершали над теми, кто ничего не украл, никого не ограбил, убийств не совершал и даже не планировал.

В данном случае, как в ряде других, царское «правосудие» было жестоким и несправедливым. Ведь эти революционеры, включая Федора Михайловича, вовсе не были обуяны бесами! Но и тех, кто организовал террористические акты, включая цареубийство, причислять к нечистым нет никаких оснований. Среди них было немало достойных людей. В том, что они не признавали самодержавие, можно усмотреть заблуждение (с монархических позиций) или роковую ошибку, но только не бесовщину. Они не могли бы сетовать: «Сбились мы, что делать нам?» Напротив, твердо верили в благо своего пути – не для себя, а для многих других людей, для всего общества.

Прототипом главного героя романа – Сергея Верховенского – послужил Сергей Нечаев, действительно стремившийся верховодить. Однако Федор Михайлович в своем дневнике написал: «Лицо моего Нечаева, конечно, не похоже на лицо настоящего Нечаева». Да и другие образы революционеров представлены не просто обобщенно или типизировано, а еще и утрированно. В этом проявилась не злая воля автора, а его характер и творческий метод. Как признавался он в письме А.Н. Майкову: «А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная. Везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил».

Роман «Бесы» в этом отношении не стал исключением. Преувеличений здесь немало, и они относятся главным образом к изображению революционеров, а также изложению их идей. И то и другое поистине доведено до крайности. Вот как характеризует план тайной организации Верховенский, соглашаясь с идеями члена его кружка Шигалева:

«У него каждый член общества смотрит один за другим и обязан доносом. Каждый принадлежит всем, а все каждому. Все рабы и в рабстве равны. В крайних случаях клевета и убийство, а главное – равенство. Первым делом понижается уровень образования, наук и талантов… Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза, Шекспир побивается каменьями – вот шигалевщина!.. Без деспотизма еще не бывало ни свободы, ни равенства».

Автор романа говорит не от своего имени, и даже, отчасти, не от имени главного героя, который высказал вовсе не идею равенства при социализме, а пародию на нее. Ничего подобного не утверждали реальные революционеры. Обычно речь идет не о поголовном равенстве всех и во всем, что невозможно по самым разным причинам, вплоть до физиологических. Равенство понималось как предоставление более или менее одинаковых возможностей для образования, получения работы и должностей, высказывания своих убеждений и т. п. В царской России такого равенства не было. А в рабстве даже крепостные, между прочим, не были равны.

Еще одно высказывание Верховенского, с которым не согласились бы практически все революционеры: «Мы уморим желание: мы пустим пьянство, сплетни, донос; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве». Но тут же он признается: «Я нигилист, но люблю красоту». И еще: «Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха!»

Эти принципиальные оговорки не замечают, не желают замечать враги революционеров. А они совершенно определенно показывают: Верховенский не только по происхождению и образу жизни, но и в идейном отношении не соответствует Нечаеву. Даже принцип «цель оправдывает средства» совершенно чужд Верховенскому, упоенному стремлением к личной власти, но в то же время готовому пресмыкаться перед более сильным: «Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк». Ничего подобного Нечаев не говорил даже знаменитому Бакунину, которого сумел очаровать.

Литературный герой не похож на свой прототип. Одно исключение – организационные способности. Писатель верно оценил одну особенность руководителя «Народной воли»: подобно Верховенскому, он был едва ли не идеальной фигурой для организации тайного революционного общества, нацеленного на разрушение и террор.

Нечаев был целеустремлен, смел и остроумен, хитер и подозрителен, обладал сильной волей, верил в себя и свою правоту, не имел душевных привязанностей и материальных ценностей, умел подчинить себе одних и добиваться расположения других. Его недостатки – самоуверенность, презрение к другим, деспотизм, пренебрежение нравственными нормами – были весьма кстати для руководителя секты заговорщиков.

Есть принципиальное отличие героя романа от Нечаева. Первый принадлежал к привилегированному сословию, отцом его был историк-гуманист, публицист, западник.

Второй, напротив, в детстве и юности пережил немало тягот и унижений, на собственном опыте убедился в вопиющей несправедливости существующего общественного устройства.

Нечаев не заимствовал свои разрушительные убеждения откуда-то извне, и уж никак не из теорий Маркса. Он возрос именно на отечественной почве. Можно считать его подобием сорняка или ядовитого растения, но нет сомнения, что это было проявлением русской действительности, настроений некоторой, пусть и небольшой, части русского народа.

Принято считать, что роман «Бесы» – политический памфлет, представленный в виде художественного произведения, призванный развенчать образы революционеров и их «отцов» – либералов-западников. С таким мнением трудно согласиться. Достоевский постоянно печатал свои памфлеты в цикле «Дневник писателя», и для таких целей вряд ли стал бы сочинять обширный роман.

Он попытался в художественной, отчасти фантастической форме исследовать проявления революционного терроризма в России. Но при этом существенно исказил реальность.