Ноттинг-Хелл - Рейчел Джонсон

В конце концов прислуга вернулась к телефону и сказала, что у Тома нет книги. На самом деле она произнесла: «Том не иметь книга».

В восемь тридцать позвонила калифорнийская блондинка. Она прямо и без извинений признала, что у Тома действительно был учебник Каса, без которого ее сын не мог сделать домашнее задание.

— Простите, — сказала я. Она с успехом добилась того, чтобы я почувствовала, что это полностью моя вина, а никак не ее.

Потом она сказала, что эта путаница ей очень неприятна и что у них «люди из кинобизнеса».

После долгого обсуждения она неохотно согласилась позволить мне прийти и забрать книгу, только если «ее домоправительница будет стоять с ней на улице». Так что мы встретились в ночи, посередине дороги, как будто бы находились в коммунистическом Восточном Берлине, а не на одной из самых престижных улиц Лондона.

Да, вот как неохотно супербогачи общаются даже с отдаленно нормальными людьми вроде меня. С тех пор я не перестаю винить себя за то, что не промурлыкала в трубку: «Без проблем! Пусть ваш водитель ее завезет», когда она позвонила.

Белль меня проигнорировала, так как я вряд ли могла ей принести какую-то пользу в социальной или образовательной сфере, как, скажем, мисс Пирсон, которая могла принять ее сына в футбольную команду и таким образом держала в руках ключ к эмоциональному благополучию ребенка.

— Давай, милый, пойдем, — сказала супермодель сыну. Она говорила нежным голосом, который должен был убедить всех в зоне слышимости, что Белль может обладать миллионами и собственной империей белья, охватившей весь мир, но для нее нет ничего, ничего важнее, чем собственный ребенок.

Она встала впереди и взялась за ручки скутера, и они покатили по тротуару по направлению к Понсонби. Ее грива сексуально развевалась, за ней распространялся аромат духов и денег. Мать и сын добрались до ворот, где светская беседа текла полным ходом.

— …очень приятно, да… Таллука поступила в Сент-Пол… музыкальная стипендия… флейта и виолончель.

Слабые голоса «молодец, Таллука» от других матерей, которые пытались не слишком явно скрежетать белоснежными зубами.

— …Самсон получил роль в детской опере на это Рождество… крикет… «Лордс»…

— …нет, мы собираемся на Барбадос в декабре… Локхарты тоже едут, слава Богу, вместе с няней… и шеф-поваром…

И посреди этой болтовни стояла Белль, выше на голову остальных мамочек, погруженная в беседу с Куки, другой супермоделью, о том, как хорошо отстирываются кашемировые детские вещи и сколько пар кружевных нижних юбок нужно женщине.

— Думаю, каждой женщине просто необходимо иметь семь комплектов превосходного белья, — сказала Белль Куки с той же искренностью, с которой мужчины обсуждают Протокол Киото по поводу изменений климата. — Это совершеннейший минимум… у меня самой их около пятидесяти…

Они перешли к обсуждению, сколько времени у них уходит на сборы.

— У меня — максимум двадцать минут, — заявила Куки, — я просто втираю немного вазелина в веки и натягиваю первые попавшиеся джинсы.

— У меня уходит меньше десяти, — похвасталась Белль. — Я не делаю прическу, просто наношу блеск для губ и румяна. Размышления о том, как я выгляжу, приносят дискомфорт. Для меня важно, как я себя чувствую. Когда я читаю ребенку сказку на ночь, то испытываю радость, а когда вожусь с волосами — нет.

Я стояла с детьми рядом, стараясь выглядеть счастливой, расслабленной и стильной, впитывая секреты красоты супермоделей.

Позади меня американская мамаша тоже подслушивала. Не могла припомнить ее имени, но знала, что она работает в «Детской опере», то есть посвящает часы личного времени и выходные на протяжении месяцев, все в священной надежде донести до детей сомнительные радости современного искусства. Как и многие американские мамочки здесь, она, неутомимая и заводная, участвует в жизни школы, печет булочки для благотворительных ярмарок, и за ее мягкой внешностью скрывается железный характер.

Она держала бело-зеленый пластиковый стакан с утренним кофе из «Старбакс». Она только что сняла крышечку и потягивала горячую жидкость через соломинку.

— Почему вы пьете кофе через соломинку? — спросила я, отгоняя детей, чтобы они не слышали. Дети поднялись по ступенькам, не оглядываясь.

— Я отбелила зубы, — ответила американская мамочка как нечто само собой разумеющееся. — Так что я не могу позволить красящим жидкостям прикасаться к зубам.

Я не сумела подобрать достойный ответ, но правда состояла в том, что я ждала, пока Белль снова запрыгнет в свой огромный «рейнджровер» и подтвердит мои подозрения, что она проехала на самокате только последние метры до школы… просто чтобы выпендриться.

Но «рейнджровер» ускользнул, вместо того чтобы отвезти супермодель в Гайд-парк. Белль сложила скутер, засунула его под мышку и пошла по ступенькам рука об руку с ребенком.

Она очень мило, по-дружески смеялась с Люси Форстер, я услышала слова «мой счастливый день» и «дежурство по школе».

Понятно. Настала очередь Белль дежурить по школе. Вот почему она не запрыгнула в «рейнджровер». Можно было бы ожидать, что она перепоручит свою обязанность подобострастному преподавателю, но нет. Знаменитости точно знают, когда следовать принципу социального равенства, а когда не следовать.

— Крысы, — пробормотала я, топая к парку.

Стоит тебе подумать, что ты можешь заклеймить позором какую-нибудь местную знаменитость, как она делает что-то благородное и социально значимое.

Просто чтобы над тобой поиздеваться.

— Нет, нет, я съезжу, — сказала я Мими. По понятным причинам я ее избегала. — У меня встреча… м-м… — я начала запинаться, потом нашлась, — с Маргаритой. За ужином. Так что я заскочу по дороге на рынок. У меня есть гвоздика, и я в любом случае поеду по Портобелло-роуд в Кингсленд за говяжьей вырезкой.

— М-м, — сказала Мими. — Нет, не волнуйся. Я сказала, что поеду. Все нормально.

Завтра в Лонсдейл-гарденс отмечается ночь Гая Фокса. Мими позвонила, чтобы спросить, есть ли у меня гвоздика. И лимоны. И апельсины. И большая кастрюля. Она призналась, что единственный ингредиент, который был у нее дома, — это дешевое красное вино.

Предполагаю, так она тонко давала понять, что мне предстоит заняться вином с пряностями сегодня вечером. Ей позвонила Триш с этой просьбой, а Триш сложно отказать. Когда бы Мими ни жаловалась на перегруженность, в ее голосе слышится интонация, которую я очень хорошо знаю, — предположение, что мне не понять, какую ношу она несет, ведь у нее есть дети, а у меня нет.

— Мими, милая, тебе нужно научиться говорить «нет», даже Триш, — продолжила я самым заботливым голосом. — У тебя и так хлопот хватает. Почему бы мне самой не заняться вином? Мне несложно. Донна придет на час, и потом я собираюсь за анчоусами и тарталетками из пармезана, и я даже не планировала печь слоеное тесто. У меня полно времени.