Люди огня - Олег Волховский

Актеры вышли к публике после спектакля. Локти отставлены, правая рука сжата в кулак, а сверху ее накрывает левая, домиком. Очень легкий поклон,

Мое впечатление от этого действа, представлявшего собой помесь пантомимы и цирка под аккомпанемент странной музыки и почему-то именуемого оперой, было, мягко говоря, смешанным, Как у некоторых моих соотечественников, впервые отведавших сыра с плесенью, Наверное, нужно привыкнуть, и только потом начинаешь ловить кайф.

Я рассказывал о своих впечатлениях Варфоломею, нисколько не приукрашивая реальность.

— Понимаешь, — сказал он. — Дело в том, что черный, желтый и красный цвета у китайцев символизируют добродетели: верность, человеколюбие и пристойность. Так что насчет злодея…

Я заподозрил, что понял пьесу с точностью до наоборот.

Наступила ночь первого мая. Ночь жертвоприношения. Мерцали бесчисленные факелы. Было слышно, как били в барабан на Башне пяти фениксов, Император направлялся в Храм неба.

Впереди колыхались знамена, сияли золотые драконы и царило над всем Солнце Правды, золотое на голубом. За знаменосцами шли музыканты и танцоры, Медленный ритуальный танец. А прямо передо мной покачивался паланкин Эммануила. Шитая золотом парча занавесок. Драконы, драконы, драконы… Отсветы факелов или пламя, вырывающееся из пасти? Сумеречная фантасмагория.

Сегодня Эммануил должен был принести жертвы на Алтаре неба и по праву стать императором Поднебесной. И я вспомнил, что сегодня Вальпургиева ночь,

Апостолы были здесь же, Впереди шли Варфоломей и Иоанн, рядом со мной — Марк, за нами — Филипп, Матвей, на днях вернувшийся с Тибета, и остальные. В отдельном паланкине, украшенном вышитыми сказочными птицами с разноцветными перьями, несли Марию.

Варфоломей наклонился к паланкину Господа и тихо спросил:

— Господи, вы читали мое письмо?

Занавеску отодвинула тонкая рука с длинными пальцами и чуть желтоватой кожей. Рука Господа. На безымянном пальце сверкнул перстень с красным камнем. Капля крови, пылающий уголь в костре. Я раньше не видел у Господа такого кольца.

— Читал. Варфоломей, ты ни в чем не виноват. Ты ведь это хотел услышать?

— Нет, Господи, виноват. Это ведь я дал ему прорваться к Тебе!

— Варфоломей, послушайся доброго совета: не искушай Господа твоего. Легко писать письма. Ты ведь был уверен в моем запрете, не так ли?

— Я должен был спросить разрешения, как хороший подданный. Это не позерство. К тому же на мне было обвинение.

— Ладно, я отвечу.

Разговор явно для меня не предназначался, но звучал уж больно загадочно. Я тогда не знал, о чем речь, но у меня возникли некоторые предположения, от которых мне стало не по себе. В письме к Эммануилу в общем-то не было ничего странного. Господа совершенно невозможно было поймать перед коронацией, так что письменная просьба представлялась вполне разумной. Но о чем просил Варфоломей?.. Об этом я узнал день спустя и понял, что угадал, несмотря на все безумие моего предположения.

Но пока мы входили в Храм неба. Больше всего он напоминал конусообразную соломенную шляпу местного крестьянина, но с чуть приподнятыми вверх полями. Точнее, три шляпы, поставленные одна на другую, освещенные желтоватой половинкой луны,

Эммануил сошел с паланкина и стал подниматься по ступеням. Он был одет в роскошный лазурный халат с вышитыми на нем солнцем, луной, звездами и драконами.

Мы вошли в Храм, и Алтарь неба вырос перед нами. Круглая, уступчатая, суживающаяся кверху пирамида из трех ярусов. Отсветы факелов на ослепительно белом мраморе как луч закатного солнца на кучевых облаках.

Жрецы в длинных шелковых одеяниях ставили на Алтарь таблички с иероглифами. Вот верховный владыка неба — Шанди, вот духи солнца, Большой Медведицы, пяти планет, двадцати восьми созвездий, духи луны, ветра, дождя, туч и грома. Для китайца табличка с надписью — то же, что для христианина священный образ, если не больше. Табличка духа столь же священна, как и дух.

Перед табличками зажгли свечи и курительные палочки. Стало душно.

Хорошо, что Юань Шикай запретил кровавые жертвоприношения, так что не было жертвенной трапезы, только шелк и нефрит. На длинных столах перед табличками были разложены куски голубого, красного, белого и желтого шелка, нефритовые украшения, шкатулки и статуэтки.

Заиграла музыка, раздалось пение хора. Эммануил медленно взошел на верхнюю часть Алтаря неба, на большую каменную плиту, выше мраморных балюстрад с фениксами и драконами. Но он не преклонил колени перед табличкой Небесного императора, как того требовал обычай. Смолкли голоса и смолкла музыка. В полной тишине Эммануил поднял священный голубой нефрит и вознес его к табличке владыки неба.

— Сегодня, в первый день пятого месяца, я, царствующий Сын Неба и Небесный император Шанди, сошедший с небес и воплотившийся на земле для спасения людей и управления Поднебесной, объявляю начало своего царствования и его девиз: тяньчжи — небесное правление. Мне не о чем просить Небеса и светила, потому что они мне подвластны. Я приношу эту жертву, и я её принимаю!

Эммануил вернул нефрит на место и воздел руки к небу. Жертвоприношения вспыхнули и мгновенно сгорели, не оставив следа. Все это время в храме царило напряженное молчание.

А утром происходила коронация Эммануила. Все было обставлено очень пышно. Еще часов в десять на площади Тяньаньмэнь собрались знаменные войска, даосские бессмертные, свита и музыканты. Апостолы были здесь же. Рядом стоял паланкин Марии. Все ждали Его.

Я не помню, кто заметил в небе черную точку, может быть, Марк? Но уже минут через пятнадцать все разглядели шестерку драконов, спускающихся на площадь. За драконами летело нечто похожее на перевернутый панцирь огромной черепахи, и на нем стоял Эммануил и держал поводья. На Господе были свободные голубые с золотом одежды с очень широкими рукавами, развевающимися по ветру, как золотые крылья.

Драконы приземлились и царапнули мостовую всеми пятью когтями на каждой из тигровых лап, изящно изогнув змеиные чешуйчатые туловища, и черепаший панцирь поплыл за ними в полуметре над землей.

Эммануил кивнул нам и приказал сопровождать его. Мы подошли ближе и встали за странной повозкой. За нами выстроились даосские сяни. На плече у Господа сидела большая птица с разноцветными перьями — желтыми, белыми, красными, синими и черными, пышным хвостом, змеиной шеей и гребнем в виде трезубца на голове. Такими же птицами был расшит наряд и паланкин Марии.

— Феникс, — прокомментировал всезнающий Варфоломей. — Это знак правления великого благоденствия. Во времена Яо фениксы поселились у него во дворе.

Ворота Тяньаньмэнь напоминали мышиные норы в огромной красной стене под тремя башнями с двойными изогнутыми крышами под золотистой черепицей. Три норы посередине и две по бокам.