Самец взъерошенный - Анатолий Дроздов

Пришлый отпустил соперницу и встал. Амфитеатр замер: что дальше? Игрр нагнулся и подобрал гладиус соперницы. Зарежет? Это его право: поединок объявлен до смерти. «Не нужно! – мысленно попросила я. – Пожалуйста! Ты и без того ее проучил!» Игрр размахнулся… и швырнул гладиус в сторону. Затем наклонился и пошлепал бесчувственную Лиону по заду.

Трибуны взревели от восторга. Игрр помахал зрителям рукой и, подобрав по пути спату, двинулся к воротам. Я вскочила и рванулась во внутренние помещения. Уж теперь-то он от меня не скроется!

– Давай! – махнул рукой Олег.

Нола щелкнула кнутом. Двое осликов, запряженные в поперечное дышло большого деревянного колеса, напряглись и тронулись мерным шагом. Колесо завращалось и привело в движение установленный посреди него столб. Наверху закрутился шкив и через ременную передачу подал усилие на столб, торчавший из огромного деревянного бункера. Там густо зачавкало, и из лотка внизу показалась серая, влажно поблескивающая лента. Она тянулась по широкому кожаному транспортеру. Резак, похожий на короткую лучковую пилу с узким, но тупым лезвием, стал раз за разом падать на ленту, нарезая из нее прямоугольные кирпичи. Две нолы в запачканных туниках, стоявшие в конце транспортера, подхватывали их и укладывали в деревянные тачки. Когда те заполнились, нол сменили другие. А первые, подкатив груз к печи, стали укладывать сырые кирпичи в огромный зев.

– Вот! – довольно сказал Олег Кире. – Машина работать, как… – Он почесал в затылке, подыскивая латинские слова, не нашел и махнул рукой: – Она хорошо работать. Мы делать много кирпич.

– Она не сломается? – спросила заводчица, указывая на машину.

Олег покачал головой.

– Нет. Я проверять. Я просить кузнец делать крепкий железо. Если ломаться, я быстро чинить. Она простой. Мы делать много кирпич и беречь деньги. Ты платить нола денарий в день, их быть сорок. Они делать мало и плохо. Теперь быть восемь и делать хорошо. Я думать, этот нола, – Олег указал на работниц, – платить два денарий. Тогда они много работать и не пить. Мы тратить шестнадцать денарий. Еще пять денарий дать он, – Олег указал на Лешу, который крутился у транспортера, наблюдая за работой механизма. – Быть двадцать один. Мы беречь половина деньги.

– Пять ему много! – поджала губы Кира.

– Ему платить три за то, что он сидеть в харчевне и есть, – возразил Олег. – Нола приходить, смотреть и заказывать. Он там ничего не делать. Здесь смотреть машина, видеть плохо, останавливать, чинить или звать я. Твой нола это не мочь. Пять правильно. Мы получать много деньги. Наш кирпич стоить мало, и у нас все покупать.

– Четыре! – сказала Кира. – Тогда получится ровно двадцать.

Олег подумал и кивнул. Кира заулыбалась.

– Едем ко мне? – спросила.

– Ты ждать.

Олег подошел к Леше.

– Мы обедать, – сказал по-русски. – С нами?

– Не! – закрутил головой приятель. – Не хочу.

– Потом не дадут!

– В харчевне накормят! – улыбнулся Леша. – Тут есть неподалеку. Я уже говорил с хозяйкой. Обещала кормить бесплатно, если буду приходить в одно и то же время и не спешить.

– Не жалеешь, что ушел от прежней?

– Не! – покрутил Леша головой. – Сидишь день как привязанный, а все на тебя пялятся. Некоторые тетки, как выпьют, пожмякать норовят. Ну, его! Здесь интереснее. Как на заводе.

– Я договорился на четыре денария для тебя, – сказал Олег. – Это сто двадцать в месяц. Просил пять, но Кира не согласилась. Она баба хорошая, но прижимистая. Это от бедности – в последнее время сидела в минусе. Этот агрегат, – Олег указал на установку, – я за свои деньги строил. Зато теперь в доле. Ничего, сделаю линию черепицы, на нее Степу пристроим. Будет дело! – Олег потер руки. – Мы тут всех разорим. Я прикинул: себестоимость кирпича получается втрое ниже, чем при ручной формовке. Отпускную цену можем скинуть наполовину – все равно будет выгодно. Захватим рынок, станем олигархами, – Олег подмигнул. – Тогда я вам не по четыре, а по десять платить стану.

– Спасибо, Олег Николаевич! – сказал Леша.

– Брось! – махнул рукой Олег. – Какой я тебе Николаевич?

– С хозяином положено.

Олег пожал плечами.

– Ладно! Присматривай за ними! – он указал на нол. – Чтоб не пили. Если что – сразу по шеям! Не стесняйся.

– Им дадут прибавку? – спросил Леша.

– Двойную.

– Тогда не станут! – уверенно сказал приятель. – За такие деньги здесь зубами держатся. Они бабы семейные. Детей своих приводили. Такие забавные! – Леша заулыбался. – Как котики.

«Жениться тебе надо!» – подумал Олег, но вслух этого не сказал. Кивнул и пошел к Кире. Они сели в повозку и в скором времени оказались у богатого, но успевшего потерять лоск дома. Штукатурка на его стенах кое-где осыпалась, а краска давно облезла. Даже мраморные колонны, поддерживающие антаблемент с фризом, выглядели потемневшими от старости. Олег выскочил из повозки, подал Кире руку. Вдвоем они поднялись по ступенькам. У дверей их встретила кварта с девочкой на руках.

– Ах, ты моя хорошая! – заворковала Кира, целуя дочку. Та заулыбалась и обняла мать за шею. Не отпуская девочку, заводчица прошла в триклиний и устроилась на широком лектусе.

– Ложись! – предложила Олегу.

Тот не заставил себя упрашивать.

– Подавай! – велела Кира.

Кварта убежала и вернулась с подносом, уставленным блюдами. Сгрузив их на мраморную столешницу, она упорхнула и принесла тазик и полотенце. Омыв хозяйке и гостю руки, кварта замерла в ожидании.

– Она ела? – Кира указала на малышку.

– Да, госпожа!

– Тогда погуляй с ней! – распорядилась Кира, передавая кварте дочку. – А мы с Ольгом поедим и побеседуем.

В глазах кварты мелькнула смешинка, но она своевременно скрыла ее поклоном. Взяв девочку (та закапризничала, но скоро утихла), служанка вышла.

– Угощайся! – предложила Кира Олегу.

Некоторое время они молча ели. Заводчица насытилась быстро. Подперев щеку ладонью, она, улыбаясь, смотрела, как партнер срывает с костей мясо зубами, кусает хлеб и запивает вином из чаши. Очистив блюда, Олег сыто рыгнул (хозяйка довольно улыбнулась), вытер губы и руки салфеткой, после чего растянулся на лектусе.

– Хорошо у вас! – сказал довольно. – Поел – и вставать не надо!

Кира засмеялась и пристроила голову на его плече.

– Я тебя очень любить! – сказала, для ясности подражая неправильной речи мужчины. – А ты меня?

– Я говорить тебе! – вздохнул Олег. – Я любить Аурелия.

– Ты можешь любить мы двое! – возразила Кира. – Ты большой и сильный. Твой контракт кончаться, и мы жить в этот дом, – она повела рукой. – Ты, Аурелия и я.