Почти живые - Андрей Дышев

— Да, и с большим удовольствием. Одного точно убила или ранила, — спокойно сообщила она. — Он дернулся. Потом его утащили в арык…

Лейла выдержала мой взгляд. Таких, как она, останавливала только пуля.

— А позвольте узнать, как вы очутились здесь? Вы, кажется, некоренной национальности? — задал я вопрос второй девице, глядя в ее светлые очи. — И позвольте узнать ваше имя.

— Марией звать, — ответила она с акцентом, в котором я сразу признал украинский, точнее, его западный вариант, с явной примесью польского пшеканья. — А чого я здесь — подобается мне стрелять в москалей. А то их развелось, як тараканов.

— У тебя тоже кровная месть? — уточнил я.

Она даже не пыталась скрыть своей ненависти:

— Мне просто москальские рожи не нравятся. Они все тупые.

— И моя?

— И твоя — в особливости… Вы, русские, всегда сидели на шее у украинцев. Ваши мужики только водку пьют, работать не умеют, у грязи живут и жрут за рахунок Украины…

— Спасибо за откровение. Когда-то пограничником я защищал западные границы незалежной Украины… Впрочем, это к делу не относится… Вот ты сейчас хорохоришься, а ведь воюешь просто за деньги. Но они уже не помогут. Войска окружили село, и ты уверена, что выживешь? Надо тебе помирать за чужие интересы? Поверь мне, бывшему офицеру, я воевал в Афгане, ситуация очень хреновая…

Что-то похожее на страх мелькнуло в серых глазах, но всего лишь на одно мгновение. Непослушный локон выбился из-под коричневой шапки, испачканной в глине. Она ткнула мне в живот стволом винтовки:

— Ну, ты, балакун, зараз сам умрешь! Шамиль, застрелить его?

Шамиль, молча слушавший разговор, отрицательно покачал головой.

— Не надо убивать человека за то, что он заблуждается… Убивать надо вооруженного врага. Беспощадно!

Мне показалось, что даже борода его наэлектризовалась, не говоря уже о полыхающих глазах.

Я впервые позавидовал его одухотворенности. Может, действительно в фатальной безнадеге этим людям помогает отрешенная вера: «Ла илаха илля ллаху ва Мухаммадун расулу-л-лахи! — Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед — посланник Аллаха!»

И я представил, что Господь наш Иисус въехал на осле в разрушенный город с пугающим названием Грозный… И православная паства встречала его с криками радости, другие же плакали и протягивали руки, указуя на гробы и мертвых, которых было великое множество. Тут появились и матери солдатские, невиданные во все всемирные войны… Ведь что-то случилось, да, что-то случилось с русским воинством: матери, взявшись за руки, пошли на вражеские цепи, и самые злобные и болезненные убийцы опустили автоматы, отсоединили магазины с патронами, — женщины шли на них… И дрогнуло сердце, отданное Аллаху на борьбу и на смерть…

Грязен человек Европы, смешно складывает руки, стремясь показать, что постиг Божественную Истину… Он суетлив, хочет все сразу, заявляет себя победителем, решает все проблемы, вспыхивает, осыпает женщину яркими цветами, чтобы назавтра предстать перед ней серой и сухой полынью.

Человек Востока не изменит своей страсти. Он будет жестоким, он схватит за жилы, он накричит так, что все соседи, усмехнувшись, одобрят: «Муж кричит — значит, жена права». Причем женщины могут подумать наоборот. Кстати, и в этом отличительная особенность восточного уклада жизни.

И у самых бородатых, у тех, что стальными паутинками блестело в бороде сединой, видно, тоже жило воспоминание о былом СССР, о смешанных школах, о том, как пацанами, вне зависимости от национальности, жили, мечтали, творили благородные или дрянные, хулиганские мальчишечьи дела…

Теперь все это покрылось приветом…

— Лейла, ты тоже ненавидишь русских?

— Зачем так спрашиваешь? — спросила она, вздохнув, и умудренно покачала головой. — У меня русские соседи были — как родственники, все праздники проводили вместе, они к нам приходили, как себе в дом, и мы тоже…

Она печально задумалась, видно, прошлое, будто птичье крыло, коснулось и улетело, оставив дымку грез…

Каждая пауза нашего разговора становилась паузой разговора с призраком, причем я сам был призраком…

Я уничтожался и унижался…

Шамиль взахлеб говорил о Чечне, когда он увлекался, акцент звучал сильнее, проскальзывали незнакомые слова; он осекался, хмурился.

Я стоял в стороне, неразгаданные женщины стояли рядом, не уходили, ждали действа. Может быть, танцев? Ведь город Вытегра, где я родился, — наш русский танцевальный Лас-Вегас! Вот прямо сейчас пригласить ближайшую — в платке по самые глаза… Откажется? Или другую — я же вижу, что не мусульманка, что обязательно войдет в понятийный контакт, как говаривал профессор Святозаров, которого я вновь потерял на своем горизонте…

— А почему вы ушли из пограничников Украины? — запоздало спросила Мария. Возможно, она почувствовала во мне скрытого украинца.

Я не стал врать:

— Не захотел второй раз принимать присягу!

Девушка скривилась. Контакт был окончательно утерян. Видимо, она ждала, что я отвечу что-либо нейтральное и вполне уважительное: например, за аморальное поведение в быту, финансовые аферы с портянками или беспробудное пьянство. Но я не оправдал ее высокого доверия. Я оказался политическим, то есть типом самой гнусной категории. С такими не спят в кровати, не дружат и не ходят в кино.

А вот Лейла, молодчина, меня поддержала:

— Настоящий мужчина не клянется дважды. Тот, кто поклялся дважды, — предаст трижды…

— Молодец, Лейла, тебе бы в президенты вместо дяди Джо.

Она зарделась. Может, я затронул самые сокровенные струнки ее души? Да-да, пример Турции, Филиппин, Индии, Пакистана тайно вдохновлял ее! Я не стал продолжать тему… Зачем насмехаться над несчастной боевичкой, полуоглохшей, неумытой, с грязными заскорузлыми ногтями, которая, кажется, разучилась всему, кроме стрельбы на поражение…

— Все, идите! — сказал вдруг Шамиль. — На сегодня хватит…

Когда они ушли на свои позиции, я снова спросил:

— Где Ксения?

— Не имею понятия…

Я вгляделся в его блестящие глаза. Кажется, он выкурил хороший косячок… А я и не заметил.

Мне пришлось надолго замолчать, чтобы пришерстить свои мысли и немного очухаться перед очередным артобстрелом. Я почувствовал, что он врал. Врал безбожно и беспощадно… На мое счастье, его позвали, случилось что-то важное, скорей нехорошее, потому как фортуна не могла улыбаться, когда ее слепые ангелы имели несчастье приземлиться прямо в раскаленную смолу.

На левой околице слепыми хлопками прозвучали выстрелы. Пули не долетали до меня.

Дом, где мы ночевали с Ксенией, немного покосился, я не стал в него заходить. Я знал, что моя ночная стрекоза вряд ли бы отсиживалась в плохо пахнущей конуре. Пригибаясь, пошел дальше. Меня поразил зеленый железный забор. Такие заборы с нехитрым ажурным узором по кромке тянулись вдоль улицы, за ними продолжалась обязательная серая стена, периметром окружавшая уклад семьи. О, мусульманское счастье своего подворья, с глухими стенами, за которыми всегда фонтанировал фейерверк гостеприимства.