Язык цветов - Ванесса Диффенбах
Шрифт:
Интервал:
– Как она, наверное, выросла! – воскликнула она. – Как ты ее назвала? – Она взлетела по лестнице; я медленно шла следом. Поднявшись на второй этаж, я увидела, что Марлена кругами ходит по гостиной; постепенно до нее дошло, что в квартире пусто. Она взглянула на меня, и в глазах ее был один-единственный вопрос.
– Не знаю, как назвали, – ответила я на вопрос, что она задала прежде, вслух; однако невысказанный повис в воздухе. – Я ее никак не назвала. – Марлена так и смотрела на меня, и ее взгляд спрашивал все о том же: где она?
Я заплакала. Она подошла ко мне и ласково положила руку на плечо. Я очень хотела ей все рассказать. Объяснить, что малышка в безопасности, что ее любят и, возможно, она даже счастлива.
Прошли минуты, прежде чем я смогла заговорить, и тогда я рассказала обо всем просто, без прикрас. Я оставила дочь с отцом, который ее и вырастит. Я не смогла стать хорошей матерью, как хотела. Боль утраты была невыносимой, но я приняла лучшее решение в интересах дочери.
– Пожалуйста, – сказала я, закончив рассказ, – давай больше не будем о ней говорить. – В углу комнаты лежали коробка с салфетками и мой ежедневник. На листке бумаги я составила короткий список и отдала его Марлене вместе с деньгами.
– До завтра, – проговорила я. Мне хотелось, чтобы она осталась, но я не остановила ее, заползла в голубую комнату и заперла дверь.
Я облегчила душу, и это помогло мне быстро уснуть.
Наутро меня разбудил не тихий стук Марлены, а резкий – Ренаты. Я накрыла голову подушкой, но ее голос проник сквозь слой пуха.
– Я никуда не уйду, Виктория, – кричала она. – Я встретила Марлену на цветочном рынке – и знаю, что ты здесь. Если не откроешь, я буду сидеть под дверью, пока она не придет, и войду вместе с ней.
Мне ничего не оставалось, как выйти к ней. Я больше не могла прятаться. Спустившись на первый этаж, я отперла стеклянную дверь и приоткрыла ее на дюйм.
– Что тебе нужно? – спросила я.
– Я видела ее, – сказала Рената. – Утром, на рынке. Я думала, ты уехала и забрала ее, а нам не сказала куда. Но сегодня я увидела ее у него на руках.
Мои глаза заблестели от слез, и я подняла плечи, тем самым спрашивая, что она от меня хочет.
– Ты сказала ему? – спросила Рената. – И отдала ему ребенка?
– Ничего я ему не сказала, – ответила я. – И ты не говори. Никогда. – Я громко сглотнула слюну.
Рената, кажется, успокоилась.
– Она выглядела довольной, – проговорила она. – А Грант – усталым. Но…
– Пожалуйста, – сказала я и уменьшила щель в двери, – не рассказывай мне ничего. Я не вынесу.
Я закрыла дверь и заперла ее на замок. Мы с Ренатой в тишине стояли по разные стороны стекла. Оно было тонким и не препятствовало разговору, но мы все равно молчали. Рената посмотрела мне в глаза, и я не отвела взгляд. Я надеялась, что она увидит мою тоску, одиночество и отчаяние. Было тяжело отдать ребенка. Но если Рената будет постоянно рассказывать мне о малышке, станет еще тяжелее. Она должна понять, что я смогу пережить последствия своего выбора, лишь если постараюсь забыть.
Подъехала Марлена на моей машине; кузов был откинут, цветы еле умещались на заднем сиденье. Марлена принялась выгружать их и вдруг заметила нас с Ренатой.
– Все в порядке? – спросила она. Рената взглянула на меня; я отвернулась. Рената не ответила. Развернувшись, она зашагала вверх по улице, к «Бутону», руки ее безвольно свисали по швам.
1
К концу года число моих клиентов выросло в геометрической прогрессии. Я брала только наличные, стопроцентную предоплату, и полуподпольный характер моей работы привлек море поклонников, которые меня боготворили. Я не давала рекламу. Достаточно было раздать несколько дюжин ирисов с карточками, и мой номер разлетелся быстрее, чем если бы я оплатила сверкающий рекламный щит на въезде в Бэй-Бридж. Наталья не вернулась с гастролей, и я расположилась в ее квартире как дома, каждый месяц отсылая владельцу здания конверт с пачкой стодолларовых купюр. В январе я отнесла Ренате карточку оптовика, и та продлила ее, не сказав ни слова. Марлена по-прежнему работала моей помощницей: следила за распорядком, отвечала на звонки, заполняла формуляры заказов и доставляла цветы. Я же занималась букетами и встречалась с клиентами на складных стульях с блошиного рынка в пустом зале первого этажа, где под ярким светом флюоресцентных ламп стояли открытые коробки с картотекой.
Мои предсвадебные консультации пользовались не меньшим успехом, чем букеты. Пары относились к ним как к визиту к предсказателю или священнику. Они рассказывали мне, порой часами, какие надежды питают по поводу своих отношений, и делились проблемами. Я записывала лишь их собственные слова, делала заметки в блокноте или на листке прозрачной рисовой бумаги и, когда сеанс был закончен, отдавала им листок, скрученный в свиток и перевязанный лентой. И несмотря на то, что, выбирая цветы и сочиняя свадебные обеты, пары руководствовались написанным в свитке, они считали меня ответственной за благоприятный прогноз. Бетани и Рэй жили счастливо. Многие другие пары присылали мне открытки в день свадьбы, характеризуя свои отношения такими словами, как покой, страсть, счастье, и многими другими, все из которых были значениями цветов.
К следующей весне популярность «Языка цветов» в районе залива Сан-Франциско стала так велика, что я начала влиять на спрос, а следовательно, и предложение в общем масштабе. По всему городу флористы стали предлагать предсвадебные консультации по расшифровке языка цветов для невест, которые к нам с Марленой по тем или иным причинам не попали. Из-за этого спрос на пионы, бархатцы и лаванду упал ниже низкого, в то время как тюльпаны, сирень и страстоцвет уходили тоннами. Наиболее смелые невесты выбирали для свадеб керамические вазы с земляникой и несли перед собой ароматные пучки фенхеля, и никто не подвергал сомнению их эстетический вкус, а скорее восхищался простотой их желаний. Я часто вспоминала свой первый день в розарии Гранта – тогда он обвинил меня в том, что я использую язык цветов, чтобы сеять ненависть и злобу. Я больше не общалась с миром посредством языка цветов, но благодаря тому, что я делала, количество гнева, печали и недоверия, выращиваемого на Земле, значительно уменьшилось.
Делая этот маленький незаметный вклад в улучшение жизни на планете, я пыталась найти утешение. Каждый день я уговаривала себя, что этого достаточно. По вечерам, работая в оранжерее, которую соорудила на крыше из пластиковых трубок и пленки, ухаживая за сотнями растений в керамических горшках, расставленных на металлических решетках, я внушала себе, что благодаря небывалому успеху «Языка цветов» кто-то где-то сейчас испытывает меньше гнева и печали. Но я не верила в это, даже когда произносила вслух. Как я могла почивать на лаврах, гордясь усовершенствованием мира, когда все мои отношения с близкими неизменно заканчивались тем, что я кому-то причиняла боль? Я причинила боль Элизабет, когда сожгла виноградник и ложно ее обвинила, Гранту – когда бросила его и родила ребенка без имени…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!