Последний ребенок в лесу - Ричард Лоув

Такая концентрация внимания на экологических реалиях в колледже, как и на любой другой стадии обучения, необходима, однако и при осуществлении такого подхода есть риск, что лежащая в его основе идеология может оказаться безрадостной. А ведь в основе экологической грамотности должно стоять ощущение чуда и радости.

Для того чтобы реформа такого рода по-настоящему осуществилась, возникает необходимость в возрождении естествознания. В предыдущей главе приводился «некролог» естествознанию Пола Дэйтона. Профессор экологии моря считает, что естествознание «изгнали из башни из слоновой кости» и что выпускники факультетов, изучавшие биологию, не знают классической ботаники и зоологии. При превалирующем в науках подходе «запатентуй все или проиграешь» многие студенты после первого года обучения имеют весьма слабое представление (если имеют его вообще) об основных типах или о биологическом жизненном цикле тех самых организмов, которые они изучают.

В язвительном комментарии для журнала Scientia Marina Дэйтон и его коллега профессор Энрик Сала высказывают мнение о том, что некоторые студенты при изучении экологии пользуются учебниками, которые полностью основаны на молекулярной биологии и теоретической биологии популяций. «Эта получившая распространение система лишает студентов ощущения чуда и чувства места, свойственного этой дисциплине. И что еще хуже, есть экологи, никогда не видевшие те популяции или биологические сообщества, которые они моделируют и о которых рассуждают; они неспособны идентифицировать виды, составляющие эти сообщества. Это можно сравнить разве что с хирургом, который проводит операцию на сердце, не имея представления о том, как это сердце выглядит на самом деле». Изучение экологии перешло от описаний к техническим подробностям, и поддержка исследований перешла из сферы «индивидуально-научной в область обширных комплексных научно-исследовательских программ, где каждый из участников играет ту небольшую роль, которая предопределена для него группой». Здесь выше ценится «менталитет группы, чем индивидуальное творчество». Вот что они пишут:

«Без прочной структуры естествознания мы подвергаемся риску подготовить узко мыслящих экологов. Натуралисты ближе к поэтам, чем к инженерам, и именно интуиция, базирующаяся на практическом опыте и здравом смысле, дает возможность творческих открытий. Мы должны донести до студентов мысль о важности интуиции, воображения, творческого начала, должны уберечь их разум от оков непреклонного догматизма и техницизма, коль скоро мы собираемся оживить экологию как науку, которая более чем когда-либо становится оплотом фундаментализма».

Под фундаментализмом Дэйтон и Сала подразумевают ограниченные представления о науке. Когда же я спросил Дэйтона о том, как такая революция, вернее, контрреволюция может быть организована, он ответил: «Я уверен, что и среди специалистов по молекулярной биологии есть замечательные натуралисты. Не могу сказать, что я их часто встречал, но они есть. То же самое можно сказать и о систематиках». И все же его беспокоит вопрос, понимают ли его коллеги-натуралисты, что он имеет в виду. Университеты не могут найти учителей, которые могли бы работать в таких классах, потому что мало кто сейчас знает основы биологии и естествознания. Как же изменить ситуацию? Я вновь обращаюсь к родителям, преподавателям начальных и средних школ, к природоохранным организациям и методистам с призывом задуматься о том, что означают подобные потери для образования, творчества и окружающей среды. Ассоциации оставшихся сторонников естествознания должны возглавить движение. Выживание их собственной профессии связано с еще более масштабной проблемой — проблемой воссоединения детей с природой.

Движение экологического образования на всех этапах обучения поможет учащимся осознать, что школа — это не аналог свободы от тюремного заключения, школа — это широко открытые ворота в мир.

Не первый год одна из окружных школ Сан-Диего устраивает для шестиклассников летний лагерь в горах неподалеку. Не одно поколение детей провело время в сосновом лесу. Однако прошли годы, и лагерь перестал быть местом простого времяпрепровождения на природе. Спорт, спортивный азарт заслонили собою все. И все-таки многие дети находят здесь замечательную возможность пообщаться с природой. Мира, теперь уже девятиклассница, так описывает свое пребывание в лагере:

«На самом деле я не очень много времени проводила на природе.

Моя семья не из тех, где думают о кемпингах или о том, чтобы проводить больше времени на свежем воздухе, хотя мои родители и выросли в сельской местности. В основном я всегда была дома. Единственное, что запомнилось, это когда я жила в кемпинге в Паломаре (тогда я училась в шестом классе). Вот там мне было по-настоящему хорошо: людей было немного, и я бродила по неасфальтированным тропинкам… Правда, еда была плохой и разместили нас неудобно, зато походы и прогулки очень веселые. Я чувствовала себя частью этого мира. Иногда мне казалось, что я просто хочу уйти из привычного окружения и поселиться среди природы, жить здесь со своими мыслями и воспоминаниями».

Как и для многих подростков, современный мир иногда кажется Мире слишком большим. Разве можно не считаться с потребностью ребенка в отдыхе, с желанием уйти от Си-Эн-Эн, от школьного стресса, от напряжения в семье? Дисциплина в лагере, конечно, играет свою роль, но здесь, в палаточном городке, всегда ощутима целительная сила природы. Как убедилась на собственном опыте Мира, к воспоминаниям об этих днях можно возвращаться как к лекарству с длительным сроком годности.

Лагерные впечатления — это не только палатки и надоедливые кусачие насекомые. Ощущение природы в лагерях может быть утрачено, если там в попытке угодить всем и вся выхолащивается сама суть их предназначения. Лагерные культурные, политические программы без малейшего намека на расовые различия — это важные попытки сделать мир лучше и добрее. Подобные встречи и дискуссии важны для общества демократии, но у детства век короток. Если мы будем ставить такие вопросы во главу угла, то другое поколение (да и следующие за ним) рискует войти в пору взрослости, так и не обретя в детстве настоящего опыта общения с природой. Огромная ценность программ внеклассного обучения состоит во внимании к тому земному, что знакомо любому человеку: это и проливной дождь, и сильный ветер, и теплое солнце, и темные лесные чащи, а еще это чувства благоговения и изумления, которые вызывает Земля, особенно в детские годы.

Важен и социальный аспект лагерной жизни. «В лучших лагерях повторяют то ценное, что было в лагерях 1940-х годов: это ощущение общей цели», — говорит Мэри Пайфер, практикующий психолог, домашний врач, автор книги «Возвращая к жизни Офелию» (Riviving Ophelia). И все же непосредственное восприятие природы — самая важная составляющая опыта, приобретенного в лагере.

Взрослые, успевшие в свое время насладиться отдыхом в детских лагерях, рассказывают о забавных историях и курьезных случаях; описывают они и некие исключительные мгновения, отмечая, как важно не терять уверенности в себе в опасных ситуациях. Энн Пирс Хокер, которая потом стала фотографом в Си-Би-Эс (ей часто приходится работать с риском для жизни), вспоминает о том, что летний лагерь в Колорадо развил в ней чувство независимости и ответственности: