Нарушитель сделки - Харлан Кобен

— Она плакала. Точнее, рыдала и никак не могла остановиться. Ей все не удавалось заговорить. Я отвел ее в кабинет, дал немного бренди и укутал афганской шалью. Она казалась… — он умолк, подбирая слово, — такой маленькой, беспомощной. Я присел напротив и взял ее за руку, но Кэти выдернула ладонь. И в тот же миг она перестала реветь, словно кто-то повернул выключатель. Она сидела совершенно неподвижно, лицо ее утратило всякое выражение. А потом Кэти заговорила.

Декан полез в стол за новой сигаретой, сунул ее в рот и прикурил с четвертой попытки.

— Начала она с самого начала, — продолжал он. — Голос ее звучал на удивление ровно, ни разу не дрогнул и не сорвался. Невероятно, если учесть, что за несколько секунд до того она билась в истерике. Но произносимые ею слова никак не вязались со спокойным тоном. Кэти рассказывала мне, мягко говоря, удивительные истории. — Он умолк и покачал головой. — К тому времени я знал ее уже почти год и считал вдумчивой, милой, очень хорошей девушкой. Я не собираюсь выносить нравственных оценок, но Кэти всегда представлялась мне несколько старомодной. И вдруг она рассказывает такое, что даже старый морской волк залился бы краской. Для начала она сообщила мне, что когда-то была именно такой, какой я ее считал. Всеобщей любимицей. Но потом произошла перемена. Кэти стала, выражаясь ее собственными словами, «общедоступной потаскухой». Началось с забав в обществе мальчишек из ее класса, но потом Кэти довольно быстро превратилась в птицу более высокого полета и начала спать со взрослыми: учителями, приятелями родителей. Независимо от цвета кожи. Лесбийская любовь. Групповуха, даже свальный грех. Она снимала свои похождения на пленку. «Для потомков» — как с горечью объяснила сама Кэти.

— Она не называла никаких имен? — спросил Майрон. — Учителей, старперов, еще чьи-нибудь?

— Нет, имен не было.

Воцарилось молчание. Декан Гордон выглядел вконец измученным.

— Что же было потом? — поторопил его Майрон.

Декан медленно поднял голову. Казалось, это удалось ему ценой огромных усилий.

— Потом? Потом ее рассказ зазвучал по-другому, — ответил он. — Более благопристойно. По словам Кэти, она осознала, что вела себя неприлично и глупо, и начала выбираться из этой лужи. Тогда-то Кэти и встретила Кристиана, а встретив, тотчас влюбилась. Она хотела похоронить прошлое, но это было не так-то просто: прошлое никак не хотело оставлять ее в покое. Она билась как рыба об лед, а потом… — Декан умолк.

— А потом? — не унимался Майрон.

— Потом Кэти посмотрела на меня — никогда не забуду этот взгляд — и сказала: «Сегодня вечером меня изнасиловали». Вот так-то. Как гром небесный. Я, понятное дело, опешил. Кэти говорила, что их было шестеро или семеро. Групповое изнасилование в раздевалке. Я спросил, в котором часу это случилось, и Кэти ответила, что меньше часа назад. Она пошла в раздевалку, чтобы с кем-то встретиться. С каким-то шантажистом — так она объяснила. С бывшим… кавалером, который грозился рассказать о ее прошлом. Кэти собиралась заплатить ему за молчание.

«Вот почему ей пришлось снять со счета много денег», — подумал Майрон.

— Но когда она вошла в раздевалку, оказалось, что шантажист там не один. С ним было несколько других членов команды, в том числе и еще один бывший любовник. По словам Кэти, ее не били, и она не сопротивлялась: их было слишком много и все здоровяки. — Декан закрыл глаза и шепотом добавил: — Они устроили ей «очередь».

Гордон надолго умолк.

— Как я уже говорил, — продолжал он, — Кэти поведала мне все это совершенно бесстрастным тоном, какого я никогда прежде не слышал. Глаза у нее были ясные, взгляд твердый. Кэти сказала, что есть только один способ похоронить прошлое, причем раз и навсегда. Она примет удар на себя, она выставит это прошлое на солнечный свет, где оно иссохнет и умрет, как средневековый вампир. По словам Кэти, она знала, что делать.

— Что же? — спросил Майрон после долгого молчания.

— Привлечь насильников к суду. Вступить в открытый бой с собственным прошлым, а потом навсегда повернуться к нему спиной, иначе оно будет преследовать ее до конца дней.

— Что вы ей ответили?

Декан Гордон болезненно поморщился и загасил сигарету. Он покосился на нижний ящик, но за новой сигаретой не полез.

— Я просил ее успокоиться. — Он усмехнулся, вспоминая. — Успокоиться! Но ведь девушка и так уже держалась совершенно безучастно. Можно было подумать, что она листает телефонный справочник, а не свое прошлое. И я еще призывал ее к спокойствию. Господи!

— Что еще?

— Я сказал, что она, по-моему, не вполне оправилась от потрясения. Я был уверен, что это так. Посоветовал ей все хорошенько обдумать и взвесить, а не принимать наспех решений, которые, несомненно, повлияют на всю ее дальнейшую жизнь. Я просил Кэти представить, чем чревато разглашение правды о ее прошлом — для ее семьи, друзей, жениха, для нее самой.

— Иными словами, вы пытались отговорить ее от судебной тяжбы, — сказал Майрон.

— Возможно. Но я так и не поделился с ней своими истинными мыслями: общедоступная, по ее же словам, потаскуха, снимающаяся для порножурнала, половая извращенка намерена заявить, что-де ее изнасиловала ватага студентов, с двумя из которых у нее, по собственному признанию, были шашни. Мне хотелось, чтобы она хорошенько все обдумала и не действовала сгоряча.

— Вы слишком снисходительны к себе, — заявил Майрон. — Вам было глубоко плевать на нее. Она пришла к вам за помощью, а вы думали о чем угодно, кроме нее самой: о вашем драгоценном деканате, о возможном скандале, о футбольной команде, которой вот-вот предстоит участвовать в чемпионате страны, о собственной карьере, о том, что Кэти работала у вас и это может всплыть, о том, что она запросто могла прийти к вам домой среди ночи. Все это связывало вас с делом. Люди начали бы более внимательно приглядываться к вам и, возможно, докопались бы до вашего удивительного соглашения с женой.

При этих словах декан встрепенулся.

— А что вы знаете о нашем с женой уговоре?

— Вам что-нибудь говорит словосочетание «раз в два месяца»?

У Гордона отвисла челюсть.

— Как… — Он умолк и даже почти улыбнулся. — А вы неплохо осведомлены, молодой человек.

— Всеведущ, как Господь, — поправил его Майрон.

— Я не намерен обсуждать мой брак, но буду честен и признаю, что все эти эгоистические соображения приходили мне в голову. Однако я беспокоился и о Кэти. Ошибка такого рода…

— Не ошибка, а изнасилование, декан. Кэти изнасиловали, и это не ее ошибка. Она стала жертвой не собственного легкомыслия, а шайки негодяев, которые зажали девушку в Раздевалке и надругались над ней.

— Вы слишком упрощаете.

— Нет, это вы все упростили, сделав Кэти «крайней».

— Неправда.

Майрон покачал головой, но решил, что сейчас не время препираться.