Легенды, заговоры и суеверия Ирландии - Франческа Уайльд

От главного поэта требовалось знать наизусть четыреста стихотворений, а от меньших бардов – двести. Все они были обязаны на праздниках прочесть любое стихотворение по просьбе короля. Однажды потребовали прочесть легенду о «Похищении быка из Куальнге», или о великом угоне скота, героиней которой была Медб, королева Коннахта, однако никто из бардов не знал ее. Сочли, что это – великий позор, и Сенхан вместе с другими бардами отправился в путь по всей Ирландии в поисках истории «Похищения», будучи под воздействием гейса, или торжественной клятвы не спать дважды в одном и том же месте, пока «Похищение» не будет найдено.

Наконец они узнали, что поэму знает только умерший Фергус, сын Роах, и тут же они отправились на его могилу, и постились, и молились три дня, призывая его явиться. И на их призыв восстал Фергус, сын Роах во всем своем жутком величии, и он стоял перед ними в своей могильной одежде, и читал «Похищение» с начала и до конца всему кругу внимавших ему бардов. Закончив, он снова спустился в могилу, и земля закрылась над ним.

Во время этого путешествия Гуайре Щедрый взял на себя заботу о всех женах и поэтессах Ассоциации бардов, чтобы они не мешали бардам во время их странствий в поисках баллады «Похищения». Однако, судя по всему, эти ученые дамы были не очень обжорливы, ибо рассказывают, что одна из них, поэтесса Бригита, съедала за едой только одно куриное яйцо, и при этом ее все-таки прозвали Бригитта Прожорливая.

Именно вернувшись с поисков «Похищения», поэты единогласно решили поблагодарить короля Гуайре.

Чтобы сохранить достоинство великого клана бардов, государство платило каждому из профессоров и поэтов по мере их достоинства; на наши деньги, как считают антиквары, жалованье каждого поэта составляло около пяти тысяч [73]в год (ибо высокая и ученая Ассоциация бардов презирала коммерцию и низкий труд). Филиды жили только вдохновением и гостеприимством своих покровителей – королей и аристократов, – с которыми они щедро расплачивались хвалебными одами и сонетами. Однако если им отказывали в должном почтении, они осуждали жадного и скупого человека, не исполнившего свой долг, в самой оскорбительной и горькой сатире. Говорят, что один князь совсем сошел с ума и умер вследствие неодобрительных поэм, которые написал о нем умный бард-сатирик.

Наконец брегоны сочли нужным принять во внимание жестокое и ужасное воздействие этой общественной пытки, и против нее были приняты определенные законодательные меры; строгие законы регулировали свойства и обоснованность сатир, которые в таком обилии сочиняли поэты против тех, кто имел смелость сопротивляться их вымогательству и не одобрять их нахальства. Однако наконец олламы, поэты и поэтессы стали столь невыносимы, что царствовавший примерно в VII веке король Ирландии предпринял огромные усилия, чтобы истребить все племя бардов, но у него ничего не вышло – они были слишком сильны для него, хотя ему удалось, по крайней мере, сократить их материальные привилегии, уменьшить их доход, а также сократить их число; и хотя они все еще продолжали существовать как Ассоциация бардов, тем не менее никогда после они не обрели снова той силы и того достоинства, которое некогда признавалось за ними в Ирландии, до того, как их гордость и наглое пренебрежение всеми классами людей, которые не состояли в числе олламов и филидов, не возбудили такую ожесточенную враждебность. Законы брегонов также предписывали в случае изъятия имущества у поэта [74]чтобы у него отбирали плеть, «как предупреждение, чтобы он не использовал ее, покуда не воздаст должного». Возможно, под «плетью» имелась в виду та трость или посох, сделанные из дерева, которые носили с собой поэты; предполагают, что на них могли были быть написаны огамическим алфавитом их стихи.

Судя по всему, брегоны регулировали жизнь людей в самых мельчайших деталях, даже в том, что касается домашних кошек. В «Сенхус Мор» [75](«Великой старине») содержится предписание о том, что кошка должна быть свободна от ответственности за то, что съела еду, которую нашла в кухне «из-за небрежности того, кто должен был заботиться об этой еде». Однако если еда была взята из безопасного места – из сосуда, – тогда виновата была кошка, и ее можно было спокойно убить. Кот также был свободен от ответственности за то, что, хватая мышь, поранил лентяя во время своей охоты за мышами; однако если случилось так, что кот нанес травму полезному работнику, он должен был выплатить половину штрафа, а вторую часть списывали на возбуждение от охоты за мышью. Если требовалось конфисковать собаку, то через ее миску клали палочку, чтобы ее не кормили. На два дня можно было конфисковать черно-белого кота, если он происходил от великого героя, которого взяли с корабля Бресала Брекка [76], где были белогрудые черные коты; то же самое правило действовало и в отношении комнатной собачки королевы. [77]

Если уж говорить о котах, то нельзя не упомянуть о любопытной и интересной легенде о битве короля Артура с Великим Котом; хотя легенда эта не совсем ирландская, она, по крайней мере, кельтская и по праву родства принадлежит нашей древней расе. Она взята из прозаического романа XV века, озаглавленного «Мерлин, или Юность короля Артура», недавно изданного по уникальной кембриджской рукописи Уитли.

Мерлин рассказал королю, что люди за Лозаннским озером страстно желают, чтобы он помог им, «ибо там является дьявол, который уничтожает эту страну. Это – кошка, такая огромная и уродливая, что на нее страшно смотреть». Ведь однажды рыбак пришел на озеро со своими сетями, и он обещал подарить Господу нашему первую рыбу, которую поймает. Это оказалась рыба, которая стоила тридцать шиллингов, и когда он увидел, что рыба эта так велика и прекрасна, то тихо сказал себе: «Бог эту рыбу не получит, но я, конечно, дам Ему следующую». А следующая рыба была еще лучше, и он сказал: «Наш Господь может и еще подождать, но третья, конечно, будет Его». Так он забросил свою сеть, но вытянул только маленького котенка – черного как уголь.