Пурпурные реки - Жан-Кристоф Гранже

И Карим снова нагнулся к комиссару.

– Ну подумайте, Ньеман! – крикнул он. – Софи узнаёт о том, что обнаружен труп ее мужа. И это убийство за подписью Жюдит свидетельствует о том, что мстит кто-то связанный с умершей девочкой. Но, несмотря на это, жена убитого еще сегодня возлагает цветы на могилу ее отца. Оба эти убийства не вызывают ненависти в сердце Софи Кайлуа. Они пробуждают ее воспоминания. И угрызения совести. Будь я проклят, Ньеман, если я не прав, но факт налицо: перед тем как испариться, дамочка не забыла воздать последние почести семейству Эро!

Старый сыщик хранил молчание. Его черты заострились, морщины напоминали глубокие трещины. Прошло несколько долгих минут. Наконец Карим встал и хрипло произнес:

– Ньеман, я внимательно прочел ваши материалы. Там есть кое-какие детали, тоже связанные с Жюдит Эро.

Комиссар вздохнул.

– Ну, говори. Уж не знаю, зачем я тебя слушаю, но... выкладывай.

Молодой араб заходил по комнате взад-вперед, как зверь в клетке.

– Судя по вашему досье, убийца должен быть высококлассным альпинистом. Так вот: кем был Сильвен Эро? Хрустальщиком. Он лазил по вершинам, разыскивая горный хрусталь. Он был альпинистом от Бога. Всю свою жизнь он провел среди скал и ледников. Именно там, где обнаружены два первых трупа.

– И там, где проходят сотни других опытных альпинистов. Это все?

– Нет. Есть еще огонь.

– Огонь?

– В первом отчете о вскрытии я обнаружил одну странную подробность, которая не дает мне покоя. На теле Реми Кайлуа были найдены следы ожогов. Кост предположил, что убийца брызгал на раны своей жертвы каким-то горючим составом. Там говорится об аэрозоле типа «Karcher».

– И что же?

– У меня есть другая версия. Убийца мог быть извергателем огня – знаете, из тех, что выдувают бензин изо рта.

– Не понял.

– Конечно, не поняли – ведь вы не знаете одной вещи: Жюдит Эро умела выдувать огонь изо рта. Невероятно, но факт. Я разыскал циркача, который научил девочку этому фокусу за несколько недель до ее смерти. Тогда этот трюк буквально заворожил ее. Она говорила, что хочет научиться ему, чтобы «защитить свою маму».

Ньеман начал массировать себе затылок.

– Господи боже, но ведь Жюдит мертва!

– Есть еще одна зацепка, комиссар. Может, и ненадежная, но она вполне укладывается в общую картину. В том же первом отчете о вскрытии врач написал по поводу удушения: «Совершено с помощью металлического провода, предположительно тормозного тросика или рояльной струны». Серти был задушен таким же образом?

Комиссар кивнул. Карим тотчас продолжил:

– Может, это ничего и не значит, но Фабьенн Эро была пианисткой. Виртуозной пианисткой. Представьте себе на минуту, что все три жертвы были задушены рояльной струной. Нет ли в этом какой-то символической связи? Струна, с годами натянувшаяся до предела...

Пьер Ньеман вскочил на ноги и закричал:

– Чего ты добиваешься, Карим? Кого мы должны искать? Привидение?

Понурившись, как нашаливший мальчишка, Карим запахнул свою кожаную куртку.

– Не знаю.

Ньеман, в свою очередь, прошелся по комнате. Потом спросил:

– Ты думал, это мать?

– Да, конечно, – ответил Карим. – Но это не она. – И он понизил голос. – Я еще не все сказал, комиссар. Самое интересное я приберег на закуску. Когда я был в квартире Кайлуа, туда явился мой призрак. Он застал меня врасплох, я погнался за ним, но он ускользнул.

– ЧТО?!

Карим смущенно ухмыльнулся:

– Позор на мою голову!

– На что он был похож? – торопливо спросил Ньеман.

– На что ОНА была похожа – ибо это была женщина. Я видел ее руки. Я слышал ее дыхание. Никаких сомнений быть не может. Ее рост примерно метр семьдесят. Она показалась мне довольно плотной, но это не мать Жюдит. Та настоящая великанша, метр восемьдесят ростом и сложена как гренадер. Это показали сразу несколько человек.

– Тогда кто же?

– Не знаю. На ней был черный дождевик, маска на лице и мотоциклетный шлем. Вот и все, что я могу сказать.

Ньеман встал.

– Нужно разослать повсюду ориентировки.

Карим схватил его за руку.

– Какие ориентировки? На мотоциклиста в шлеме? – Карим усмехнулся. – Не спешите, комиссар, у меня есть кое-что получше.

И он вынул из кармана целлофановый пакет, где лежал его «глок».

– На нем ее отпечатки.

– Она держала в руках твою пушку?

– Более того, она выпустила всю обойму поверх моей головы. Оригинальный убийца, не правда ли, комиссар? Мстит, как безумная, своим врагам, но не причиняет зла никому другому.

Ньеман пинком распахнул дверь кабинета.

– Поднимись на второй этаж. Парни из уголовки привезли с собой электронный идентификатор отпечатков – самую последнюю модель, напрямую подключенную к МОРФО. Но они не умеют с ним работать. Им там помогает один тип из аналитического отдела, Патрик Астье. С ним должен быть и патологоанатом, Марк Кост, – они оба со мной. Отзови их в сторонку, объясни ситуацию, и они поищут твои отпечатки в базе данных МОРФО.

– А если эти отпечатки там не значатся?

– Тогда ищи мать. Она наш главный свидетель.

– Ньеман, я разыскиваю эту даму уже больше двадцати часов. Она скрывается. И скрывается очень умело.

– Проверь еще раз все сначала. Может, ты что-то упустил?

Карим оскорбленно вскинулся:

– Ничего я не упустил!

– Упустил, друг мой. Ты сам мне это сказал. За могилой девочки в этой твоей глухомани кто-то старательно ухаживает. Кто-то регулярно навещает ее. Кто же? Уж конечно, не Софи Кайлуа. Так вот, сможешь ответить на этот вопрос – найдешь след матери.

– Я уже расспрашивал сторожа. Он никогда никого не видел.

– Значит, она не сама приходит. Может, договорилась с похоронным бюро или еще с кем-нибудь. В общем, ты должен разыскать этого посетителя, Карим. В любом случае тебе нужно вернуться в Сарзак, чтобы вскрыть гроб.

Молодой араб вздрогнул.

– Вскрыть гроб?..

– Мы должны знать, что искали осквернители. Или – что они нашли. А заодно увидишь там, внутри, адрес гробовщика. – И Ньеман зловеще подмигнул Кариму. – Гроб – он ведь как одежка, все лейблы – с внутренней стороны.

У Карима пересохло в горле при мысли о возвращении на кладбище Сарзака. Опять лезть в склеп, да еще ночью... Его затрясло от страха. Но Ньеман повторил непререкаемым тоном:

– Сперва отпечатки. Затем кладбище. У нас есть время до рассвета, чтобы уладить эти два дела. Будем работать вдвоем. Карим. Ты и я, больше никого. А потом вернемся в нашу конюшню и отрапортуем о сделанном.