Дорога патриарха - Роберт Энтони Сальваторе

Стражник заколебался, с подозрением глядя на пленника, но не посмел ослушаться короля.

– Прости, что не падаю на колени, - сказал убийца.

– Я тебя и не просил.

– А вот твой монах может меня заставить. По его слову собственные мышцы перестают меня слушаться.

– Мастер Кейн имел право убить тебя без всякого следствия, но не стал. Ты должен быть признателен ему.

– Наверняка пощадил, чтобы поглядеть, как меня повесят.

Гарет промолчал.

– Зачем ты пришел? - спросил Энтрери. - Подразнить меня? - Он некоторое время рассматривал короля, потом широкая улыбка расползлась на его лице. - Нет, я знаю, зачем ты пришел. Ты меня боишься.

Гарет не ответил.

– Ты боишься меня, король Дамары, потому что чувствуешь, что я прав, верно?

Расхохотавшись, Энтрери стал мерить шагами камеру, а Гарет настороженно следил за ним, и во взгляде его отражалась глубокая, затаенная мучительная борьба.

– Да, ты знаешь, что я прав, - рассуждал убийца. - Там, в тронном зале, все рассвирепели, только ты один не вышел из себя. Наверняка каждое мое слово эхом отзывалось в твоем сердце. Ты сам понимаешь, что твое право стоит не больше моего.

– Я никогда этого не говорил и не считаю так.

– А есть вещи, о которых можно и не говорить. Ты знаешь правду, и я знаю правду.

– Не слишком ли много ты предполагаешь, король Артемис?

– Не называй меня так!

– Не я наградил тебя этим титулом.

– И не я. Он мне не подходит. И не нужен.

– Мы что, начинаем торговаться?

Энтрери посмотрел на него с издевкой:

– Знаешь что, благочестивый король? Был бы у меня сейчас меч, всадил бы его тебе прямо в сердце. Если надеешься услышать мольбы о пощаде, ищи где-нибудь в другом месте. Пусть этот твой монашек и может заставить меня упасть на колени, но, если я так стою не по своей воле, имеет ли смысл говорить о моей покорности? Не будет ли это так же лживо, как твоя корона?

– Я уже сказал, ты слишком много предполагаешь. Чересчур.

– Да что ты? Почему тогда ты здесь?

Глаза Гарета гневно вспыхнули, но он промолчал.

– Может, тебе просто повезло? Родись я у твоей матери, стал бы законным королем. И твои соратники сражались бы на моей стороне, как сейчас сражаются за тебя. И твой монах по моей просьбе практиковался бы на моих врагах.

– Все намного сложнее.

– Да ну?

– Недостаточно быть царственным по крови. Деяния…

– А ты не забыл, что я убил драколичи? - перебил пленник.

– И что же, сумма всех благих и геройских поступков привела тебя сюда? - резко спросил Гарет. - Ты прожил жизнь, достойную того, чтобы взойти на престол?

– Я выживал там, где тебе и не снилось! - рявкнул Энтрери. - Сыну дворянина просто кричать о том, что путь его чист! До чего суровые испытания выпали на твою долю, наследник Драконобора! Да барды могут целый месяц развлекать народ историями о твоих свершениях.

– Довольно! Ты ничего не знаешь обо мне.

– Достаточно того, что ты здесь. И я знаю почему.

– В самом деле?

– Ты хочешь побольше узнать обо мне. Изучаешь меня. Ведь тебе так важно понять, в чем же разница между нами. Хочешь удостовериться, что мы не так уж и похожи.

– А ты действительно считаешь, что мы похожи?

Энтрери даже не обратил внимания на его изумление.

– Похожи, и даже больше, чем ваше величество готовы допустить, - уверенно заявил он. - И вот вы здесь, чтобы понять, где и в чем расходятся наши пути и характеры. Потому что иначе, Гарет Драконобор, все твои худшие страхи окажутся обоснованными.

– И что же это за страхи?

– Главный - твое право. Право и законность твоей короны. Звучит странно, не правда ли? Что это значит, быть королем по праву? Значит ли это, что ты самый сильный? Или святее других? Или то, что ты - помазанник твоего Ильматера?

– Я потомок прежнего короля, который правил Дамарой задолго до того, как война расколола эти земли.

– А если бы в твоей семье родился я?

– Это невозможно, - покачал головой Гарет. - Я не только плод их любви, но еще и плод их воспитания и традиций.

– Следовательно, это не просто удачное стечение обстоятельств? Твоя родословная что-то значит?

– Да.

– Тебе приходится на это уповать, чтобы не сойти с ума. Ты король, потому что твой отец был королем?

– Нет, он был бароном. В то время в Дамаре не было короля. Королевство вновь стало единым лишь после того, как все мы объединились в борьбе против Женги.

– И именно тогда по деяниям своим Гарет возвысился над другими баронами, герцогами и их детьми?

Король понял, что Энтрери над ним потешается.

– Какое дивное стечение случайных обстоятельств и вековой традиции! Я тронут до слез!

– Что же мне, вручить тебе меч и убить в поединке, чтобы доказать, что Вааса принадлежит мне по праву? - спросил Гарет, глядя в улыбающееся лицо пленника.

– А если я убью тебя?

– Мой бог этого не допустит.

– Ты обязан в это верить, правда? Но давай развлечемся, ладно? Представим на минутку, что поединок состоялся, но победил я. Следуя твоим рассуждениям, я стану законным правителем Ваа… Ох, погоди! Теперь я понял. Все равно ничего не выйдет, потому что у меня поганая родословная. Хитро вы устроили, ты и вся самозваная знать подлунного мира! По вашим правилам лишь вы одни можете быть королями да королевами и нарядными вельможами двора, а крестьянам остается пасть на колени в грязь и пресмыкаться, да еще и не вздумать жаловаться, ведь это бог поставил вас над ними. Смерд обязан смириться со своей грязной, голодной долей и радоваться, что служит законному королю.

Гарет сжал зубы, не сводя с пленника немигающего взгляда.

– Насколько лучше для тебя было бы, если б Кейн убил меня там, в замке. Я - твое отражение, король Гарет. Разбей зеркало, и сам себе покажешься пригожим.

Гарет постоял молча и пошел к двери камеры, которую распахнул перед ним стражник. Рядом с солдатом стоял мастер Кейн.

Увидев его, Энтрери отвесил нарочито глубокий поклон.

Гулко стуча каблуками по каменному полу, король решительно прошел между монахом и охранником.

– Наверное, жалеешь, что не убил меня, - обратился заключенный к Кейну. - Но не все в твоих руках. Я уже чувствую дрожь твоего жуткого прикосновения.

– Я тебе не судья.

– Ага, только палач.

Чуть поклонившись, Кейн повернулся. Короля он нагнал уже не в башне, а вблизи его частных покоев.