Сладость на корочке пирога - Алан Брэдли

«Ну-ну, — обычно шипит он. — Путешествие заканчивается встречей влюбленных». Или: «Говорят, что умные и молодые долго не живут».

Но Фрэнк Пембертон не сказал ничего такого, вернее, сказал противоположное.

— Привет, Флавия, — произнес он с кривой ухмылкой. — Приятно встретить тебя здесь.

Моя кровь пульсировала, и краснота разливалась по лицу, которое, несмотря на прохладу, сразу стало горячим, как сковородка.

Одна мысль крутилась у меня в мозгу: нельзя проболтаться. Нельзя проболтаться… Нельзя дать понять, что я знаю, что он Боб Стэнли.

— Привет, — сказала я, надеясь, что голос не дрожит. — Как вам понравилась гробница?

Я тут же поняла, что никого не обманула, кроме себя. Он наблюдал за мной, как кот за канарейкой, когда они остаются одни дома.

— Гробница? А-а! Конфетка из белого мрамора, — ответил он. — Очень похоже на миндальный марципан, но больше, естественно.

Я решила подыгрывать дальше, пока буду разрабатывать план.

— Полагаю, ваш издатель был доволен.

— Мой издатель? О да. Старик…

— Кваррингтон, — подсказала я.

— Да. Именно. Кваррингтон. Он был в экстазе.

Пембертон — я продолжала думать о нем как о Пембертоне — поставил на землю рюкзак и начал расстегивать кожаные застежки.

— Уфф, — сказал он. — Довольно жарко, не так ли?

Он снял пиджак, небрежно перекинул его через плечо и ткнул пальцем на могилу мистера Твайнинга.

— Откуда такой интерес?

— Он был школьным учителем моего отца, — ответила я.

— А-а! — Он сел и прислонился к основанию надгробия так небрежно, словно он был Льюисом Кэрроллом, а я Алисой на пикнике на реке Айзис.[61]

Что ему известно? — подумала я. Я ждала, чтобы он сделал первый шаг. Тем временем я могла подумать.

Я уже планировала побег. Смогу ли я обогнать его, пустившись наутек? Маловероятно. Если я направлюсь к реке, он догонит меня, не успею я добраться до середины. Если побегу в поля к ферме Малплакет, я с меньшей вероятностью найду там помощь, чем если побегу к Хай-стрит.

— Я слышал, что твой отец увлекается филателией, — неожиданно сказал он, равнодушно глядя в сторону фермы.

— Да, он собирает марки. Откуда вы узнали?

— Мой издатель — старик Кваррингтон — упомянул об этом сегодня утром в Незер-Итоне. Он думает попросить твоего отца написать историю некой загадочной почтовой марки, но не знает, как лучше подойти к нему. Я ничего не смог понять… Это выше моего понимания… Специальные термины… Предположил, что ему лучше поговорить с тобой.

Это была ложь, я сразу определила. Будучи искусной вруньей, я засекла верные признаки неправды, едва он успел ее произнести: чрезмерные подробности, отстраненная манера изложения и попытка подать все это в виде несерьезной сплетни.

— Это может стоить кучу денег, знаешь ли, — добавил он. — Старый Кваррингтон стал чертовски расточительным, с тех пор как женился на норвудских миллионах, но не проболтайся, что это я тебе рассказал. Я полагаю, твой отец не откажется от некоторого количества карманных денег, чтобы купить какую-нибудь новогвинейскую штуковину, не так ли? Должно быть, содержать место вроде Букшоу стоит кучу денег?

Его слова не просто оскорбили, они ранили меня. Он, должно быть, держит меня за дурочку.

— Отец очень занят в последнее время, — сказала я. — Но я упомяну ему об этом.

— Ах да, это… внезапная смерть, о которой ты говорила… полиция и все такое. Должно быть, до ужаса нудно.

Собирался ли он предпринимать что-то или мы будем сидеть тут и болтать до темноты? Может быть, лучше мне взять инициативу? В таком случае по меньшей мере у меня будет преимущество неожиданности. Но как это сделать?

Я припомнила сестринский совет, который однажды Фели дала Дафне и мне.

«Если к вам пристает мужчина, — сказала она, — ударьте его прямо в достоинство и бегите со всех ног!»

Хотя тогда это показалось полезной каплей мудрости, сейчас единственной проблемой было то, что я не знала, где расположено достоинство.

Надо придумать что-то другое.

Я покрутила носком туфли в песке; я схвачу горсть песка и брошу ему в глаза, до того как он успеет что-то понять. Я видела, что он продолжает наблюдать за мной.

Он встал и отряхнул брюки.

— Иногда люди делают что-то в спешке и потом жалеют, — поделился он со мной. Он имел в виду Горация Бонепенни или себя? Или он предостерегал меня, чтобы я не натворила глупостей?

— Ты знаешь, я видел тебя в «Тринадцати селезнях». Ты была в холле и рассматривала регистрационную книгу, когда я подъехал на такси.

Проклятье! Все-таки меня засекли.

— У меня там друзья работают, — пояснила я. — Мэри и Нед. Я иногда захожу к ним поболтать.

— И ты всегда обыскиваешь номера постояльцев?

При этих словах мое лицо залилось краской.

— Как я и подозревал, — продолжил он. — Послушай, Флавия. Я буду с тобой откровенен. Деловой партнер держал у себя то, что ему не принадлежало. Это было моим. Теперь я точно знаю, что помимо моего партнера в номере побывали только два человека — ты и дочь владельца. Я также знаю, что Мэри Стокер не имела причин брать конкретно эту вещь. Что прикажешь думать?

— Вы имеете в виду старую марку? — спросила я.

Я собиралась балансировать над пропастью и уже натягивала трико. Пембертон сразу расслабился.

— Ты признаешься? — спросил он. — Ты даже умнее, чем я полагал.

— Она была на полу под чемоданом, — объяснила я. — Должно быть, выпала. Я помогала Мэри убрать в комнате. Она забыла сделать кое-что, а ее отец, понимаете, бывает…

— Понимаю. Так что ты украла мою марку и унесла ее домой.

Я прикусила губу, сморщила лицо и потерла глаза.

— На самом деле я ее не крала. Я подумала, что кто-то ее уронил. Нет, это не совсем так: я знала, что ее уронил Гораций Бонепенни, и, поскольку он был мертв, ему она больше не нужна. Я подумала подарить ее отцу, и тогда он больше не будет сердиться на меня из-за вазы Тиффани, которую я разбила. Теперь вы все знаете.

Пембертон присвистнул.

— Ваза Тиффани?

— Это была случайность, — сказала я. — Не стоило мне играть в теннис в доме.

— Что ж, — заключил он. — Это решает проблему, не так ли? Ты возвращаешь мне марку, и дело закрыто. Согласна?

Я счастливо кивнула.