Преступники. Факел сатаны - Анатолий Алексеевич Безуглов

красок. Тело женщины словно светилось. А лицо ее было Латынису знакомо. Откуда?

«Да ведь это Кленова!“ — вспомнил он фотографию Жанны Велемировны, которую разослали вместе с ориентировкой для поисков беглянки.

— Нравится картина? — спросила незаметно вошедшая хозяйка.

— Очень, — признался Латынис.

— Слава говорит, это лучшее из того, что он когда–либо рисовал. — Старуха судорожно вздохнула. — Последний его взлет… Больше к кисти не прикасался. Да и как работать, когда руки ходуном ходят!

Урусова посадила внука за стол, дала ему карандаш и лист бумаги. Левушка начал что–то рисовать, мурлыча себе под нос.

— На чем я остановилась? — Хозяйка села на прежнее место.

— Ушла сноха… Сын стал выпивать еще больше, — напомнил Латынис.

— Да, — кивнула старуха. — И вдруг ни с того ни с сего перестал. Вернее, принимал, но самую малость… Купил костюм, по вечерам исчезал куда–то… Я ничего не спрашиваю… Мы вообще о его сердечных делах никогда не говорили… Однажды заявляет: женюсь, мама. Я поинтересовалась, кто эта женщина. Говорит, очень хорошая женщина, бывшая балерина, теперь в Доме культуры ведет кружок танцев. Из себя красивая, только старше… Думаю: ничего, что старше, если сумеет заставить Славу бросить пить, то молиться на нее буду… Спросила, как она насчет вина. Слава говорит, что сама ни–ни и ему запрещает. Рассказал, что познакомился, когда ремонтировал ее квартиру. Он Жанне сразу приглянулся… Ну что ж, говорю, если ты решил, я противиться не буду. Пригласи в гости, познакомь… Он почему–то смутился. Но на следующий день привел… Тут я сразу и поняла, почему Слава был в смущении. — Урусова показала на живот.

— В положении была? — уточнил Латынис.

— На седьмом месяце… А что красивая — ничего не скажешь! Глаз не оторвешь. Даже в положении… Я, конечно, пирогов напекла, варенье разное выставила. Сидим, разговариваем. Вдруг замечаю, что она как–то подозрительно смотрит на меня, с опаской. Не знаю уж, куда глаза девать… Слава вышел зачем–то на кухню, а Жанна вдруг спрашивает: ты, мол, смерти моей хочешь?.. Я так и застыла… А она на стену пальцем тычет, говорит: уберите его, уберите… Кого, спрашиваю? Паука… Поглядела я, никакого–такого паука и в помине нет… Стала ее успокаивать, слова ласковые говорить… Вернулся сын, и Жанна переменилась. Стала веселой, разговорчивой… Потом Слава пошел провожать ее. А я все в толк не возьму, почему она на меня так смотрела, почему про смерть спросила. Да и паук… Решила, что у нее это на почве беременности. У женщин в это время бывают иногда завихрения. Потом и вовсе забыла… Поженились они, жить к нам переехали. И вот вскоре замечаю я, что со снохой опять что–то неладное творится. То веселая, то вдруг замкнется в себе, ни с кем не разговаривает. Шарахается от каждого громкого слова, звука… Левушка, бывало, искричится весь, а она и не подойдет даже. Я намекнула Славе, что жена его, мол, как бы не в себе. А он… В общем, послал меня подальше. Хотя вижу, он и сам понял, что влип… Конечно, вся ее ненормальность прежде всего на мужа вылилась… Он снова стал прикладываться. А вскоре загудел, как говорится, по–черному…

— Простите, — перебил Латынис, — какая у них разница в годах?

— Шесть лет.

— Ясно, — кивнул Ян Арнольдович, — Продолжайте, пожалуйста.

— Пошла я к одной знакомой, врач–психиатр она. Рассказала все. Она женщина добрая, отзывчивая, навела справки где надо и говорит: так, мол, и так, Софья Андреевна, сноха у тебя душевнобольная… Спрашиваю напрямик: сумасшедшая, что ли? Она объяснила мне, что такое маниакально–депрессивный психоз. Более того, поведала, что наша Жанна в тюрьме сидела. — Старушка покачала головой. — Вы даже не можете себе представить за что! Ужас! Ужас! Мужу своему первому… — Она закрыла лицо руками.

— Знаю, — сказал Латынис, чтобы избавить хозяйку от рассказа о трагедии Кленовой.

Урусова горестно молчала, раскачиваясь всем телом.

Ян Арнольдович не торопил ее. Мальчик увлеченно черкал что–то карандашом. Мерно тикали старенькие настенные часы.

— Что я пережила! — немного успокоившись, продолжила Урусова. — За сына боюсь, за Левушку трясусь… Кто знает, что Жанне придет в голову? Ведь они такие, не понимают, что творят… Внука при себе держу. Как Слава с Жанной уйдут в свою комнату — к каждому звуку прислушиваюсь. Ни сна, ни отдыха, извелась вся. Сама чуть не тронулась, ей–богу… Вот вы небось думаете, что я глубокая старуха, да?

— Нет, в общем–то… Не думаю, — растерялся от неожиданного вопроса Латынис.

— А мне ведь всего пятьдесят восемь лет, — печально сказала Урусова. — Что жизнь из меня сделала! Если бы не внук…

— Да, на вашу долю выпало немало, — посочувствовал Ян Арнольдович.

— Кого винить, сама не знаю… Когда у Жанны было просветление, не выдержала, накричала на нее: зачем родила? Ведь больная! По наследству и сын будет таким же! Она в истерику: никакая, мол, не больная… Самое страшное — стала я бояться, что Левушке действительно по наследству передалось. Эта глухота, плохо говорит, нервный весь… Та моя знакомая, врач–психиатр, перед смертью подарила мне книгу. — Урусова встала, открыла шкаф, достала затрепанную книжку в серо–голубом переплете. — Здесь все о психических болезнях, — сказала она, садясь на диван и протягивая книгу Латынису.

Он прочел: «Гиляровский В. А. Психиатрия“. Издание 1935 года.

— Простите, Софья Андреевна, а сына своего вы не ругали? — спросил капитан.

— Так ведь когда он влюбился, то не знал, что Жанна больная.

— Я о другом. Будем называть вещи своими именами… Ваш сын тоже болен. Алкоголизм…

— Что верно, то верно, — обреченно кивнула Урусова. — Пьет…

— Он должен был знать, что даже от здоровой женщины у него мог родиться неполноценный ребенок.

— Не обязательно, — возразила хозяйка. — Это совсем другое.

— Вовсе нет, — сказал Латынис. — В древности был такой писатель Плутарх, который говорил: «Пьяницы рождают пьяниц…“ Кстати, эти слова римляне писали на стенах домов алкоголиков… Вот ваш муж…

— Может, вы и верно говорите, — перебила Урусова. — На свадьбе муж напился так, что никого не узнавал. Даже меня…

— Вот видите, — сказал Ян Арнольдович, уже жалея, что высказал и без того убитой горем женщине горькую правду.

— Ладно, я согласна, — продолжала Урусова. — Однако какая штука получается, товарищ Латынис… Вы знаете законы, объясните мне… Вон сосед мой решил купить машину. Пошел сдавать на права, а его заставили сначала обойти всех врачей. Всех! Глазника, ушника, психиатра и других… Без этого не разрешается выдача прав, а стало быть, и машину водить нельзя. Так?

— Да, в ГАИ строгие правила, — подтвердил капитан.

— Так почему же не требуют таких справок при вступлении в брак? Когда люди хотят обзавестись семьей? Почему? А вдруг кто–то