Дитя Бунта - Наталья Ракшина

По дороге я пытался отвлечь женщину разговором, но усилие было бесполезным. Я бы хотел рассказать ей многое из того, что только что стало известным в деле Бунта, но … моя Рыжая не реагировала ни на что. Не буду ее трогать, пусть успокоится. Расследование приближается к своей финальной стадии, а когда оно закончится, настанет время говорить о мире.

Это должна будет сделать Айли, символ того, что люди громко назвали Второй Войной Достоинства, и только она, — потому что результаты данного расследования нельзя будет обнародовать в ближайшее время, иначе пламя Бунта вспыхнет с новой силой.

Я бесконечно сочувствовал ей, но понимал, что по-другому нельзя…

Среди цветов, зелени, свешивающихся с древесных стволов папоротников и каких-то орхидей, искусно выставленного света, огромных витражных окон, сверкающих плиток дорожек сейчас болталась куча бездельников: поодиночке, парами и даже небольшими группами. Людей тут нет, Светлых эльфов от силы десяток, знакомое лицо среди них одно — милорд Маб-Дрэлван, чей родовой орнамент искусно вписан в логотипы сотен медицинских компаний по всему миру — будь то эльфийские или человеческие… Я думаю, посещать подобные светские болтушки ему осталось очень недолго, так пусть радуется.

В целом же здесь собралось не менее сотни дроу, относящихся к разным слоям общества: аристократия (подавляющее большинство), финансовые и деловые монстры (ну, куда ж без них-то?!) и незначительные вкрапления творческой интеллигенции (приглашения рассылают не абы кому, так что есть повод задрать нос).

Айли могла бы расслабиться и не комплексовать по поводу своих аксессуаров. Как минимум пара Темных эльфиек в таких же, и обе — леди, которые коротают вечер с собственными мужьями в Оранжерейном зале. Краем глаза я видел, каким резким и нервным движением взяла бокал с шампанским моя спутница, когда к ней ненавязчиво подошел официант-полукровка. Вряд ли она что-то замечала, как будто устремив взор осенних глаз внутрь собственной души.

Она держалась на шаг позади меня, как было велено.

Никто не показывал на нее пальцем, никто не фиксировал на ней взгляд, хотя, я уверен — заметили все и все, и разговоры пойдут непременно — не далее как сегодня ночью… Но сейчас Айли Барнетт говорила себе: «Меня здесь нет. Это происходит не со мной…», а лицо ее застыло в равнодушно-вежливой маске. В день поддельного заседания трибунала это лицо было куда более выразительным!

Хм. Сколько раз я уже плевал на общественное мнение? И не сосчитаешь! Морни и Сидмон, наверное, не замедлили прочесть мне целую лекцию о том, что нельзя позволять живым игрушкам: спать с хозяином в одной постели и называть его на «ты». А мне, в общем, пофиг, где она спит и как меня называет, суть наших отношений от этого не меняется.

Не изменится она и сейчас от того, что я собираюсь сделать на глазах у светских бездельников. Свою долю триумфа я уже получил.

Не сомневаюсь, что игрушки, вышколенные Морни для Эрика, ходят по струнке. Что ж, статус Владыки Темных не потерпит иного…

А я лишь хочу, чтобы это милое личико вновь стало живым.

Я замедлил шаг. Дождался, пока Айли поравняется со мной. Мягко взял ее за руку и вложил ту в сгиб своего локтя.

— Что… ты… — женщина вздрогнула, но тут же быстро сориентировалась, прошептав: — Что вы делаете, милорд?

— Что считаю нужным. Мало ли чего, вдруг напьешься у меня за спиной, пори тебя потом за публичный позор моей персоне…

В осенних глазах появился слабый огонек благодарности.

— Спасибо. — Одними губами проговорила Айли, сжав пальчики на моем локте и, кажется, хотела добавить что-то еще, но осеклась.

Мы вышли на большую округлую площадку под одним из стеклянных куполов. Здесь собралось много гостей, как будто ожидающих чего-то или кого-то. Обилие света, благоухание свежей зелени, плеск искусственного водопада и…

Дэйель Фринн, смотрящий на нашу пару в упор.

Чтоб вы знали, эльфы практически не пьянеют. Если я за вечер высажу бутылку виски, то буду слегка навеселе, часа через три смогу сесть за руль, потому что протрезвею, а в крови не останется и следа алкоголя.

Сколько выпил (точнее, выжрал) Фринн, чтобы степень опьянения бросалась в глаза, я не могу сказать даже приблизительно.

Рок-идол и кумир молодежи обеих рас был чудовищно пьян.

Дэй

Рассказывает Айли Барнетт

Не ожидала, что мне будет так трудно. Казалось бы, здесь нет знакомых, здесь нет даже людей, мнение которых могло бы иметь для меня значение, но…

Я четко осознавала — я следую за Оустиллом в положении пленницы, эта новость разнесется сперва в эльфийских кругах, а затем достигнет и человеческих, да к тому же, наверняка в извращенной форме. Какими будут заголовки новостей, догадаться не трудно: гораздо хуже, чем в тот день, когда они взорвались упоминанием моих отношений с Дэем. Кстати, Оустиллу достанется от прессы, да еще как, и вряд ли он этого не понимает. Просто с него как с гуся вода. Насколько я успела узнать полковника поближе, для него ничего не значит чье-либо мнение. Имеет значение только воинский долг, служба, присяга Владыке Темных, а все остальное — хрен с вами, думайте что хотите, остроухий гад и бровью не поведет!

Не могу сказать, что мне с ним было плохо с того момента, как дроу привез меня на виллу. Как раз наоборот! Психологически я пыталась сопротивляться простому, как день, факту: полковник мне нравится. При многих известных сторонах натуры Темного эльфа он прямолинеен и довольно-таки открыт. Он не пытался вводить меня в заблуждение относительно будущего, не старался казаться лучше, чем есть. Немаловажным для меня было то, что ему можно возражать, и то, что в случае моего нежелания физической близости Оустилл не пытался ее навязывать, спокойно отодвигая секс на второй план и, кстати, избегая действий, которые мне не нравились. Невольно я сравнивала его с Дэем и делала выводы: Дэй был опытен и хорош в постели, но его опыт не сравним с теми столетиями, которые имелись за плечами (ну, или за другим местом) Кигана Оустилла. Он всегда знал, чего я хочу, что готова пробовать, а с чем можно подождать…

Армейский юмор, как мне казалось, маскировал совсем другие качества души Палача Оустилла, которые периодически проявлялись, подобно умению виртуозно нарезать исключительно красивые и сложные закуски огромным ножом, для этого не предназначенным. То дроу покажет, что тонко разбирается в живописи или музыке, то «выстрелит» эльфийскими стихами (кстати, в отличие от шуток, цитаты всегда приходились к месту), то составит композицию в вазе, — из веточек, листьев, травинок, — мимолетную, способную прожить лишь несколько часов, но такую красивую, что рука не поднимается выкинуть даже после увядания.

В Оустилле было нечто, требующее пристального внимания, как и его дорогие мужские духи, изысканный аромат которых так и не получалось расшифровать полностью. Скрепя сердце, мне приходилось признать, что будь он человеком… или нет, не так! Если бы наше близкое общение началось не при таких трагических обстоятельствах, я бы… наверное, да, смогла полюбить эльфа.