Разоблачение - Дженнифер МакМахон

– Я всегда осторожна, – сказала Тесс.

Теперь я буду осторожна. Моя дочь в безопасности, и я сдержу свое обещание. Я буду лучшей матерью. Никаких безумных романов или великих поисков страсти, исчезнувшей из моей жизни. Я больше не буду встречаться с Клэр.

– Мама, я задыхаюсь, – приглушенно пожаловалась Эмма.

Тесс отпустила ее.

– Извини. – Она покаянно улыбнулась Эмме и стала наблюдать за уходом пожарных, которые направились к одной из машин.

– Красивые цветы, мама, – сказала Эмма. Лишь тогда Тесс заметила, что держит в руке мятый букет ирисов.

– Я купила их сегодня вечером, – сказала она, как будто Эмма потребовала объяснений. – Подумала, что хорошо будет поставить их на столе. Может быть, нарисовать их.

Она вспомнила о таком же букете, который вручила Клэр, и как он упал на пол в прихожей, забытый сразу же после того, как начались поцелуи.

Тесс, покраснев, поднесла руку к правому плечу, где остались отметины от зубов Клэр. Теперь она какое-то время не сможет носить купальник.

– Ничего, – обратилась она к Генри. – Хорошо, что никто не пострадал. И там было мало картин – в основном краски, холсты и прочие вещи. Несколько новых эскизов. Все это можно вернуть.

Она ощутила болезненный укол, когда подумала о сгоревших эскизах. Потом она вспомнила о снимках, вынесенных из студии Генри. Проклятье!

– Дэннер говорит, что в следующий раз будет хуже, – неожиданно заявила Эмма.

– Что? – спросила Тесс.

– Она говорит, что случится что-то плохое.

– В каком смысле?

Эмма закусила губу и пожала плечами.

– Эмма, до того как я позвонил в пожарную службу, то слышал, как ты разговаривала у себя в комнате, – сказал Генри. – С кем ты разговаривала?

– С Дэннер.

– Это… это настоящая Дэннер? Другие люди могут видеть ее?

Эмма улыбнулась.

– Теперь она настоящая, – ответила девочка. – Пойдем, посмотрим.

Генри застыл в дверном проеме. Эмма и Тесс уже вошли в комнату. Голос Эммы звучал весело, она была исполнена радостным предвкушением.

– Вот моя скульптура, – объявила она.

Тесс издала странный клокочущий звук.

Генри пытался что-то сказать, но ему не хватило воздуха, словно его ударили под ложечку. Он даже не мог собраться с духом и войти в комнату.

Там, на кровати Эммы, лежала Сьюзи.

Сьюзи в виде большой тряпичной куклы.

Ее лицо было сделано из старой наволочки, рот вышит из красной пряжи. На ее голове водружен светлый парик; Генри был уверен, что это тот самый парик, который носила Уинни. Тот, что она оставила в ванной, да так и не нашла.

Но самая поразительная и волнующая вещь – это глаза куклы. Эмма сделала макроснимки лосиного глаза с картины в прихожей, потом распечатала их, аккуратно вырезала и пришила к белой ткани лица. Они чрезвычайно были похожи на глаза Сьюзи: темно-янтарные с золотистыми искорками. Генри почти видел, как двигаются зрачки.

Эмма одела куклу в старый сарафан Тесс из бледно-серой тисненой вискозы. На ногах черные легинсы. И, – он правда это видит? – набивные ступни привязаны к его поношенным ботинкам – тем самым, в честь которых Дэннер получила свое имя.

Он передернул плечами.

Никто не произнес ни слова.

Эмма качалась с пяток на носки, возбужденно ожидая, как они отреагируют на это.

– Это… это кто-то из наших знакомых? – наконец спросила Тесс с такой робостью, которая изумила Генри. Он задержал дыхание в ожидании ответа.

Эмма улыбнулась во весь рот.

– Это же Дэннер!

– Я не уверена, что ты им понравилась, – прошептала Эмма, укладываясь рядом с Дэннер и уткнувшись лицом в набитую шею из наволочки. От Дэннер пахло чистотой и свежестью, как от мешочков с кедровой пропиткой, которые ее мама кладет обычно в шкафы с бельем. Но за сладковатым смолистым ароматом скрывалось нечто отсыревшее. Легкий запах распада.

– Разве это имеет значение? – спросила Дэннер, и ее голос прозвучал громче и яснее, чем раньше.

– Но я так хотела. В том-то и был весь смысл.

По правде говоря, теперь, когда она создала скульптуру – превратила Дэннер в реальное и осязаемое существо, – Эмма чувствовала, что ее замысел был гораздо глубже, чем желание произвести впечатление на родителей. Она обнаружила, каким может быть настоящее искусство, и это оказалось гораздо важнее всего остального.

Эмма изучала свою работу в слабом красном сиянии электронных часов. Она гладила волосы Дэннер – светлый парик, который Эмма нашла в ванной в тот день, когда Уинни вытащила ее из бассейна. Она вспомнила чувство вины, когда забрала парик, но это Дэннер настояла на том, чтобы Эмма сунула его под рубашку, принесла к себе и спрятала под кроватью.

– Зачем? – спросила Эмма, когда сырой парик прижался к ее животу.

– Увидишь, – пообещала Дэннер.

Теперь Эмма понимала. Дэннер, – является ли она частью ее самой или нет, – почему-то знала, что случится в будущем.

– Теперь ты настоящая, – сказала Эмма и крепко обняла куклу.

– Я всегда была настоящей, – возразила Дэннер.

– Да, но теперь все могут видеть тебя.

Эмме казалось, что вышитый красный рот Дэннер изгибается в улыбке.

Она наклонилась и поцеловала Дэннер в щеку, холодную и влажную, совсем не похожую на наволочку.

– Откуда она взяла этот парик? – спросила Тесс.

Они остались одни на кухне, постаравшись убедить Эмму, что они чрезвычайно довольны ее скульптурой, но уже пора ложиться спать. Они укутали ее и выключили свет, уложив куклу Дэннер под одеяло рядом с дочерью. Ту самую куклу, поразительно похожую на Сьюзи.

Совпадение?

Случайных совпадений не бывает, пупсик.

– Это Уинни. Она оставила парик сохнуть в ванной после того, как нырнула в бассейн.

– Уинни? Ты хочешь сказать, что она носила парик, когда прыгнула в бассейн?

Генри кивнул.

– Когда она появилась… она думала, что будет проще и безопаснее выдать себя за другого человека.

Тесс не верила своим ушам.

– Значит, она была переодета как Сьюзи?

Генри снова кивнул.

– Боже! Она что, спятила?

Была ли Уинни тем призраком, которого она так боится? Той, кто раскрасила деревья и оставила нож? Той, кто наблюдала и шпионила в лесу? Это имеет свой тошнотворный смысл.