Субмарин - Андреас Эшбах

Вечером нам везет, мы находим место, пригодное для стоянки. Все вымотаны, даже Послушный-Послушный, и мы сразу ложимся спать, хотя еще не совсем стемнело. Я засыпаю прежде, чем успеваю толком улечься, моя последняя мысль – надежда, что ночью нас не разбудят подводные лодки и взрывы.

И мои надежды оправдываются. Подлодка не приплывает, нигде ничего не гремит. И все же, когда я просыпаюсь, вокруг меня царит беспокойство.

– Что случилось? – сонно спрашиваю я.

– Ночью умерла Белый-Глаз, – отвечает мне кто-то.

У меня внутри всё сжимается. Да, конечно, ей было много лет, и она получила тяжелые ожоги, но всё же… Еще одна смерть. Мне начинает казаться, что нас преследует злой рок.

Мы все собираемся вокруг лагеря, который мы накануне разбили специально для нее, потому что она из-за своих ран не могла спать со всеми остальными. Мертвой она кажется меньше, чем была. Ее глаза закрыты, похоже, она умерла не мучаясь. На лице застыло спокойствие, оно даже излучает какую-то уверенность.

Кто-то задает тон, низкий, скорбный звук, к которому один за другим присоединяются все остальные. На этот раз нет никого, кому нужно было бы прокричать свою боль, племя ограничивается печальным Вместе-Вместе.

Я тоже звучу вместе со всеми, моя скорбь по Белый-Глаз проливается слезами. Я вспоминаю, как она расспрашивала меня, нравится ли мне в ее племени, как она говорила мне, что мне здесь рады. Вспоминаю ее благословение перед тем, как мы с Плавает-Вместе отправились к Серым Всадникам, и от этих мыслей в моем голосе звучит еще больше скорби.

Странным образом горевание по Белый-Глаз пробуждает во мне мысли о Шесть-Пальцев. Я вспоминаю наши поцелуи, такие горячие, что мне казалось, наши два тела сливаются в одно. По крайней мере на один сладкий миг. Но потом он возвел между нами стену, и я так и не смогла понять почему, а он не потрудился мне объяснить.

А теперь его нет, возможно, он мертв. Я пою для Белый-Глаз, но горюю по Шесть-Пальцев. По нему и по тому, что могло бы случиться между нами.

Но вот Вместе-Вместе заканчивается полной спокойствия тишиной.

Какое-то время никто не шевелится, но потом круг наполняется движением. Все ведут себя так, словно точно знают, что теперь надлежит делать.

Но прежде чем я успеваю кого-нибудь спросить, рядом со мной оказывается Больше-не-Смеется и заключает меня в объятья, долгие и крепкие. Я так обескуражена, что в первый миг даже никак не реагирую. А потом тоже обнимаю ее.

Без живота она ощущается по-другому. Но я бы всё равно узнала ее, даже если бы вокруг была непроглядная ночь. Ее появление удивляет меня. С того момента, как вчера умер ее ребенок, мы не сказали друг другу ни слова. А когда я видела ее издали, она выглядела глубоко погруженной в себя.

Она отпускает меня и объясняет:

– Я ведь еще не поблагодарила тебя за то, что ты пыталась спасти моего сына.

Я нервно сглатываю.

– Мне так жаль, что…

Мои руки вздрагивают, потому что я мучительно всхлипываю. Значит, мы по-прежнему подруги! Я не потеряла ее, несмотря ни на что! Больше-не-Смеется берет мои руки и целует их, а потом говорит:

– Ты попыталась. Всё остальное было не в твоей власти.

Мне кажется, я снова чувствую в своих руках крошечное, хрупкое тельце младенца.

– Да, – соглашаюсь я. Она смотрит на меня вопросительно.

– А если бы он начал дышать воздухом, ты бы унесла его наверх? На сушу?

Я киваю.

– Ты бы отдала его кому-нибудь на воспитание, да? – продолжает спрашивать Больше-не-Смеется. – Он бы вырос среди людей воздуха, а я смогла бы время от времени приплывать и смотреть, как он растет?

– Да. – Я не говорю ей, как трудно было бы всё это организовать. Да это уже и не важно. Похоже, мысль о том, как ее ребенок рос бы на суше, странным образом утешает Больше-не-Смеется, а это единственное, что сейчас имеет значение.

– Как жаль, что не вышло хотя бы так, – говорит она.

Я киваю.

– Ужасно жаль.

– Он был такой красивый. – Она улыбается и грустно, и мечтательно одновременно. – Такой красивый малыш. Правда же?

Я киваю, хотя на самом деле я толком и не успела его рассмотреть. Мои губы касались его дольше, чем мой взгляд. Больше-не-Смеется еще раз коротко обнимает меня, а потом говорит:

– Я просто хотела сказать тебе это. Сказать, что я очень благодарна тебе за всё. И за то, что ты была моей Хранительницей.

Я не знаю, что мне на это ответить. Я растерянно киваю в сторону остальных, что-то оживленно обсуждающих, и спрашиваю:

– И что будет теперь?

Больше-не-Смеется пожимает плечами.

– Ну, что обычно бывает в таких случаях. Белый-Глаз мертва, значит, нам нужен кто-то, за кем мы теперь будем следовать. Ну а потом нам, конечно же, придется вернуться, чтобы похоронить Белый-Глаз.

Я не верю своим глазам.

– Вернуться?

– Ну да, наверно. Мы же не знаем, где еще мы найдем такое глубокое место.

Так мы и поступаем. Сначала всё племя собирается вместе, чтобы решить, кто займет место Белый-Глаз. Самый старший в племени теперь Умелый-Плетельщик, но он сразу же отказывается, уверяя, что не подходит для этой роли. Если он в чем и понимает, так это в том, как плести сети, именно этим он и намерен заниматься до конца дней и ничем более.

Я внимательно слежу за происходящим. Очевидно, что Умелый-Плетельщик вправе отказаться от предложенной должности, но теперь его обязанность – предложить другую кандидатуру. Он рекомендует Одна-Нога. Одна-Нога – мужчина из племени Негнущаяся-Коленка, и я с ним пока особо не пересекалась. У него такие редкие седые волосы, что кажется, что их вовсе нет. Насколько мне известно, свое имя он получил после того, как потерял часть правой ноги из-за нападения акулы. Что ему всё равно не мешает плавать куда быстрее меня.

Предложение Умелого-Плетельщика все встречают кивками одобрения, и тут же поднимаются первые руки, чтобы сказать «Да». Я замечаю, что это не все руки, но их явно достаточно, и вот уже Умелый-Плетельщик подплывает к Одна-Нога и провозглашает:

– Отныне мы хотим следовать за тобой.

Затем он склоняет голову, а Одна-Нога опускает на нее ладонь в знак благословения. Похоже, этим жестом он принимает свое избрание, потому что вслед за Умелым-Плетельщиком к нему выстраивается всё племя. Все, все подплывают к нему, а он всех благословляет. И детей тоже. А в конце и меня, подплывшую к нему последней.

– То, что ты в нашем племени, большая честь для нас, Посредница, – заявляет он, убрав руку с моей головы. – Мы отправимся дальше, к городу людей воздуха, как ты предложила и как решила Белый-Глаз. Но сначала нам, конечно же, нужно отнести ее обратно на глубину и похоронить.