Призраки балета - Яна Темиз

– Как вы вообще их крутите, эти фуэте? – подскочила к Эльдару какая-то начинающая журналистка. – Это каждая балерина может, или нужен особый талант?

– И то и другое, деточка, – совсем растаял Эльдар, – то есть талант, конечно, нужен, не без этого, но, в первую очередь, фуэте, как и балет в целом, это труд и еще раз труд, – старик назидательно поднял палец, наслаждаясь ситуацией.

– А что это за точка такая волшебная? – не отставала журналистка.

– А это… ты запиши, запиши, я медленно объясню, такая точка, на которой нужно фиксировать взгляд во время вращения. Лучше всего сначала перед зеркалом отрабатывать. Чтобы голова не кружилась, нужно ее не поворачивать вместе с корпусом, а задержать, насколько возможно, и потом быстро повернуть, опередив вращение тела, и опять в ту же точку смотреть. Тогда и с места, с пятачка, как у нас говорят, не сойдешь, и все получится. А рабочая нога должна как хлыстом хлестать… Нелечка, ты помоги девочке с фуэте, – он продолжал говорить по-турецки, откровенно красуясь перед более значительной и многочисленной, чем его русские коллеги, аудиторией. – У тебя самой-то техника блеск! Два месяца немалый срок…

– Кстати, о двух месяцах, – Нелли поняла его, но отвечала по-русски, – думаешь, я не знаю, кто все это устроил? Мне Ринат все рассказал. Я уеду, не беспокойтесь, хоть завтра, ни дня здесь не останусь, но не думай, что тебе это так с рук сойдет! Уж Игорь постарается – нигде тебе потом работы не будет! Дома будешь фуэте крутить!

– Нелечка, я не понимаю, на что ты намекаешь, – не слишком озабоченно закудахтал Эльдар по-русски, – нам с тобой делить нечего… зачем ты в такой день?

– Нель, давай с Шевкетом поговорим, хочешь? – торопливо зашептала ей на ухо Лиза, чтобы отвлечь ее от провоцирования скандала. А что Нелли делала это виртуозно (наверно, как некогда фуэте!), не было никаких сомнений. – Пойдем, попробуем, нельзя же так на самом деле! С чего это он вдруг?

– Да что с ним говорить?! Плевать мне на него и на его театрик! Что я работы не найду, что ли?! Унижаться еще! Он в директоры метит, вот и все дела, я тебе потом расскажу, – и с моментально вспыхнувшей на лице улыбкой, сменившей злобную, старившую ее гримасу, Нелли повернулась к звавшему ее Гинтарасу и журналистам.

Вот это самообладание, с восхищением подумала Лиза, мне бы так. Перемена точки – кажется, так это называется?

– А вы бы не вмешивались, Лиза, – негромко произнесла совсем рядом с ней невесть откуда возникшая Нина. – Вас Нелины дела никаким образом не касаются. У вас своих проблем… выше крыши, если я правильно понимаю?

– Что вы имеете в виду? – удивилась Лиза. – Я не вмешиваюсь, я просто перевожу, когда меня просят…

– Вот именно: когда просят – тогда и переводите себе. А сейчас вас никто не просит во все это лезть. Нелли уезжает, это вопрос решенный, и нечего тут… воду мутить. Я вообще на вас удивляюсь: как вам не стыдно сюда постоянно таскаться? Крутили бы свою любовь по-тихому – так нет, надо у всех на виду! Всякий стыд потеряли! – Нина прищурилась так, что невозможно было разглядеть выражения ее глаз, но Лиза была уверена, что пианистка смотрит торжествующе.

Лиза почувствовала, что краснеет, и от растерянности не могла подобрать слов для подходящего достойного ответа. Было совершенно ясно, что еще немного – и Нина повысит голос, и их с Цветаном маленькая история станет достоянием гласности. А говорить она может как по-русски, так и по-турецки, и потом никому ничего не докажешь, и пойдут всякие разговоры и сплетни, и… а собственно, чего я боюсь? Денис хочет ходить на бальные танцы в школу, если Цветан уедет, прекратятся и уроки музыки, и все остальное, и Нелли уедет, и можно будет вообще никогда не появляться в театре, так что и бояться нечего.

Эта спасительная мысль пришла как раз вовремя, и Лиза, собравшись с духом, быстро сказала:

– Не надо меня шантажировать, ладно? Вам все равно никто не поверит, ясно? Все знают, что вы старая сплетница и больше никто! И вообще, вы же всегда говорили, что у Цветана с Ринатом любовь, при чем же здесь я? Вы бы уж выбрали что-нибудь одно, а?

Изумленная неожиданным выступлением Лизы и, видимо, не рассчитывавшая получить отпор, Нина уже открыла рот, чтобы нанести ответный удар, но тут раздался какой-то грохот и звон разбитого стекла, все вдруг пришло в движение, все куда-то заторопились, как-то сразу заговорили – стало понятно, что произошло нечто из ряда вон выходящее, скандальное, такое, что никак нельзя пропустить. Нина и Лиза, подхваченные общим порывом, вынуждены были сначала потесниться, потом перейти на другое место и через минуту потеряли друг друга из вида и забыли о незаконченной ссоре.

Потому что, то, что происходило в центре фойе, могло заставить забыть обо всем.

Ужасный, взлохмаченный, небритый человек с безумными глазами стоял на шатком столике с витыми ножками, с которого он, судя по всему, только что сбросил поднос с бокалами, и срывал черную драпировку с портрета Пелин. Никто то ли не решался, то ли не догадывался его остановить, и он, отбросив мешавшую ткань, быстро снял со стены фотографию и прижал к груди.

– Радуетесь, да?! Празднуете?! – голос его был так же ужасен, как вид, держать большой застекленный портрет было тяжело и неудобно, он с трудом сохранял равновесие, однако спускаться вниз не собирался.

– Это муж… ее муж, – зашептались вокруг, – он пьян… да нет, не похоже… с ума сошел парень…

– Надо его увести… позовите кого-нибудь… кого?!

– Ну, полицию… врача… он же не в себе!

– Ненавижу вас всех! И театр ваш, и балет! Позавчера похороны были – хоть одна сволочь пришла?! Нет, как можно: у нас прогон, репетиция, премьера чертова! Венок прислали, здесь черную тряпку повесили – думаете, все, можно забыть?! И плясать себе как ни в чем не бывало?! Я разнесу весь ваш поганый театр, сожгу его на фиг, поняли?! Фото они повесили – я вам повешу! Хоть после смерти оставьте ее в покое, уроды! Что вы замерли – давайте, веселитесь, ну?! Пелин только мне оставьте, она не ваша!

– Он упадет!.. Да сделайте же что-нибудь! Сумасшедший!.. Надо врача вызвать…

– Убили ее и радуетесь?! Шоу маст гоу он, да?! Сказал бы я вам, куда ваше шоу маст гоу! Празднуют они, ни стыда ни совести!

– Как его зовут, кто знает?.. Надо снять его оттуда… охрану позовите, по крайней мере! Да что охрана – полицию надо звать, он сейчас все здесь разнесет, сказал же! Что он говорит, переведите же кто-нибудь?! Может, он ее и убил, совсем сумасшедший!.. Нет, его же выпустили, подозревали, говорят, но выпустили… все равно не подходите лучше!

– Думаете, я это так оставлю?! – продолжал неистовствовать несчастный. – Убийцы проклятые! Вы, вы все, да!

– Волкан, что вы имеете в виду? – как можно спокойнее и четче проговорил пробравшийся наконец сквозь возбужденную толпу Кемаль. – Кого именно вы обвиняете? Спуститесь, пожалуйста, я все запишу.

– А-а, сыщик! И вы здесь? Ну, конечно, а как же?! За мной пришли, да?! Ничего у вас не выйдет, вы убийцу ищите, а не за мной таскайтесь! Полиция называется! Ни черта не может, я сам с ними разберусь, со всеми! Вот увидите!